Он неторопясь обходил квартал, останавливаясь, чтобы раскурить окурок сигары, который, по его ощущениям — вопреки ценителям, не прикасавшимся ни к чему, что познало пламя — начинал издавать приятный острый аромат после пары часов курения, нежного тушения, повторного раскуривания и повторного тушения. Теперь он созрел, словно старый носок, и его возвращение к жизни предоставило Гарри идеальный повод для того, чтобы задержаться здесь и оценить обстановку.
Он добрался до дальней стороны квартала и снова затянулся только за тем, чтобы обнаружить, что сигарета очень кстати опять скончалась у него на руках. Из кармана пиджака он достал истрепанную книжечку картонных спичек и оторвал одну, чтобы поддать хорошего жару своей вонючке. Склонив голову, он заметил периферийным зрением мужчину и женщину, приближающихся к нему с северной стороны квартала. Женщина была маленькой, но выглядела сурово; лысый мужчина рядом возвышался над ней был как минимум на полтора фута.
Это был Кэз и он привел компанию. Гарри затянулся и выпустил достойное ароматное облако. Он глянул в их сторону, но не сделал ничего, что могло бы быть истолковано как сигнал. Затем, отвернувшись от них, он проследовал вокруг здания, ожидая, пока Кэз с компанией не повернут за угол, и тогда Гарри отправился обратно вниз по ступенькам, усыпанным мусором, и стал ждать.
Только когда они достигли вершины пролета и начали спуск, Гарри зашел внутрь и остановился, ожидая, когда они последуют за ним. Гарри уже встречался с подругой Кэза однажды. Он помнил ее имя — Лана. Ее рост составлял едва ли 5 футов, но каждый дюйм был покрыт крепкими мускулами. На её теле было больше наколок, чем на Гарри и Кэзе вместе взятых, но не ее страсть к искусству была причиной тому. Вся ее кожа, включая лицо, был живым, дышащим манускриптом — энциклопедия мистических письмен и сигилл, которые, по ее словам, "едва удержали духов на расстоянии". Эта женщина была магнитом для сверхъестественного. Гарри был рад видеть ее.
— Я взял ее с собой на случай, если у нас возникнут какие-то проблемы, — сказал Кэз, зайдя в здание.
— Привет, Гарри, — поприветствовала Лана. — Рада снова видеть тебя.
Она протянула руку, и Гарри пожал ее. Ее рукопожатие чуть не раздавило его пальцы.
— Привет, Лана, — ответил Гарри — воплощение сдержанности.
— У нее есть квартира, которую она нам предоставит на столько, на сколько она нам понадобится.
— Для Нормы — все что угодно, — сказала Лана.
— Так что, увозим ее? — спросил Кэз. — Мой грузик стоит дальше по улице. Подогнать его сюда?
— Ага. Мы будем здесь, когда… — Он осекся. Потом тихо произнес: — Черт.
— Гости? — спросила Лана, стреляя глазами во все стороны.
— Что-то. Тату дернулась. Но уже затихла. Может просто прошло мимо. В этом проклятом городе ни в чем нельзя быть уверенным. Давайте просто вытащим даму из этой дерьмовой дыры. Кэз, пять минут — норм?
— Пять сгодится.
— Лана, пойдем со мной.
— Как скажешь, босс.
Гарри ощутил ноту сарказма в ее голосе, но решил проигнорировать и повел ее по тускло освещенному лабиринту.
— Иисус, Мария и Иосиф, — сказала Норма, когда они вошли в ее комнату. — А
— Извини. Сказал, что он ваш друг, — ответила Лана.
— Не притворяйся, я говорю с
— Я не позволю тебе заболеть, Норма. Многие зависят от тебя. Включая меня. Так что мы решили, что ты остановишься у меня.
Гарри сморщился, ожидая, что Норма заявит Лане еще какое-нибудь возражение, но она просто сидела там, улыбка появилась на ее лице.
— Что смешного? — спросил Гарри.
— Ничего, — ответил Норма. — Просто приятно, что вы все помыкаете мной ради моего же блага.
— Так что, будет у нас вечеринка с ночевкой? — вопросила Лана.
— Да, конечно, — ответила Норма.
— Ни каких возражений? — уточнил Гарри.
— Неа.
Она все еще улыбалась.
— Садомазохистские призраки — это одно, — сказал Гарри. — Но это?.. Это странно.
8
Было немало признаков того, что сегодня вечером в Нью-Йорке должно произойти нечто значительное. Для тех, кто обладал способностью прочитать эти знаки — или услышать, или почуять их — знаки были повсюду: в неуловимом изяществе пара, поднимающегося из люков на некоторых проспектах, в узоре разводов бензина, разливаемого при каждом автомобильном столкновении, сопровождавшемся смертельным исходом, в гомоне десятков тысяч птиц, кружащих над деревьями в Центральном парке, где они бы в этот час уже спали бы и молчали в любую другую ночь, и в бормотании молитв бездомных душ, лежащих в самых грязных кучах мусора, скрываясь от посторонних глаз.