Алые Евангелия (ЛП)

Жрец Ада не собирался выпускать их всех сразу. Так как был риск привлечь слишком много внимания. Он открыл клетку и выпустил не более десятка. Они прыгали на своих сложенных ногах, распрямляя крылья. Потом, как бы по обоюдному согласию, они все забили своими бумажными крыльями, поднялись в воздух и взлетели над Домами Стока. Трое из них приземлились на крышу Дома Стока № 6, склонив головы, чтобы посмотреть вниз на своих братьев в клетке. Остальные, заложив один круг над домом, сориентировались и улетели, трое, усевшиеся на водосток, последовали за ними пару секунд спустя. Зрелище первых нескольких убывающих привело девяносто или около того, которые все еще находились в клетке, в безумное неистовство.

— Придет и ваша очередь, — сказал им Жрец Ада.

Если они и поняли его, то предпочли не выказывать этого. Они хлопали крыльями, дрались и неоднократно бросались на прутья. Несмотря на вес железной клетки и собственную хрупкость, им все же удалось заставить клетку качнуться. Жрец приоткрыл дверцу на пару дюймов и выпустил еще одну дюжину, быстро закрыв дверцу снова, стал наблюдать, что предпримет вторая группа. Как он и подозревал, ни один из них стал не тратить время впустую на крыше Дома Стока, как поступили трое из первой группы. Вместо этого все они немедленно взлетели вверх, покружили вокруг, чтобы сориентироваться, прежде чем незамедлительно отправиться своей дорогой. Холодный, сильный ветер задул снова, и Жрец наблюдал за своими оригами, выглядевшими словно хаотичные клочки бумаги, подхваченные на улицах города, но стоило немного к ним приглядеться и иллюзия разрушалась, ибо клочки не были в плену порывов ветра — очевидно, что они летели целенаправленно в самых разных направлениях.

Благодаря иллюзорности, привнесенной ветром, он решил оставить осторожность и подарить свободу сразу всем оставшимся в неволе птицам. Он сорвал дверцу клетки с простеньких петель, обломив прутья по месту их приварки к каркасу клетки. Затем он отвернул провал клетки от себя и отошел в сторону, когда бумажная стая поднялась в хаотичном переплетении сложенных из бумаги крыльев и клювов.

Никто из них стал медлить. У них была работа, и они страстно стремились ее выполнить. Через несколько секунд они, подпрыгивая и маша крыльями, направились к дверному проему. Оттуда они отправились выполнять свою работу. На все про все — с момента как он открыл клетку, чтобы выпустить птиц, и до отлета последнего из них — прошло, пожалуй, минуты три.

Времени у него оставалось совсем немногою Поэтому он не стал ожидать в Доме Стока, а энергично зашагал, надеясь быть замеченным, в сторону более оживленных троп, бежавших между блоками, отведенными под кельи. Однако этим он не хотел обеспечить себе алиби. На самом деле, он не нуждался в нем, потому что вскоре все, кто его видел, будут мертвы, прежде чем смогут дать показания. Его единственная забота заключалась в возможности обнаружения птиц. Но, к его удовлетворению, их существование осталось незамеченным его братьями и сестрами. Ощущение жизни переполняло его в те славные минуты ожидания.

Чувства его клокотали, он поднялся по ступеням на стену над воротами и окинул взором город. Тут и там горели обычные огни, а на втором от него мосту он видел яростную схватку между охраной правящего режима, они в черно-серебристой униформе, и непокорной массой граждан, вынуждавших охрану отступать благодаря простому превосходству в численности.

Самодельные зажигательные бомбы приземлялись среди охранников, извергая во все стороны языки оранжевого пламени, жертвы, пытаясь сбить огонь, прыгали с моста в воду. Но огонь был невосприимчив к своему древнейшему врагу; горящие стражники ныряли вглубь, чтобы погасить пламя, но когда всплывали, оно мгновенно разгоралось снова. Он слышал пронзительные крики охранников, пожираемых пламенем. Это всего лишь бизнес, как обычно.

Но затем раздался другой крик — на много ближе. Он услышал продолжительный скорбный крик из монастыря позади себя. Не успел он затихнуть, как раздались другие два, и почти сразу еще три или четыре. Ни один из них, конечно, не был криком боли. Это были души, жившие в состоянии нескончаемой добровольной агонии, чтобы заслужить место в Ордене, а казнь, подготовленная Жрецом Ада, была рассчитана на эффективность, а не потакание его желаниям.

Когда один из бумажных солдатиков Жреца Ада находил намеченную жертву, оказывалось дурное влияние Предписания, после чего в распоряжении у жертвы оставалось всего восемь-девять ударов сердца, каждое из последующих было слабее предыдущего. Крики, которые он слышал, выражали неверие и ярость, но ни один из них не звучал долго.

Среди тех, кто работал на умерших и умирающих членов ордена, воцарилась паника, однако проклятые, подобные Феликссону, были призваны раболепно служить своим хозяевам. Теперь, когда их хозяева валились с искривленными от ярости ртами, рабы взывали о помощи только для того, чтобы понять, что то же самое, скорее всего, происходит и во всех других кельях монастыря.