Алые небеса Сеула

– Бр-р-р! – Судорожно трясу головой, когда подсознание рисует передо мной улыбающегося Минхо с белыми камелиями в руках.

– То-то же, – хихикает Чхве, но, улавливая мой негодующий взгляд, тушуется, опуская глаза в пол. – Прошу прощения.

– Ступайте работать, – недовольно бурчу я, заторопившись к автомобилю.

– Руководитель Ли! – окликает девушка.

– Что еще? – нервозно дергаюсь в ее сторону.

– Но рабочий день закончился…

– Тогда… езжайте уже домой!

– Да, руководитель, – глубоко кланяется Джуён. – Хорошей вам дороги.

Салютую рукой, не оборачиваясь. Сажусь в авто, швыряю зонт на пассажирское кресло рядом. Застегиваю ремень безопасности и газую до визга шин.

Эх, стоило бы забрать гребаные камелии да ткнуть их Минхо прямо в его «генеральную» рожу!

До ресторана добираюсь неприлично быстро. Чудо, что за мной не увязался дорожный патруль. Всю дорогу твержу установку: я только одним глазком… посмотрю, удостоверюсь, что Маша в порядке, и уйду. На рожон не полезу – слишком подозрительно. Ведь какое дело руководителю до штатной сотрудницы?

ВОТ ИМЕННО!!! КАКОГО ХРЕНА К НЕЙ ПРИЦЕПИЛСЯ ПАК МИНХО?! Он вообще в курсе, что значит субординация?!

Парковка перед заведением забита под завязку. Приходится бросать машину с торца здания. Пока мчусь к центральному входу, нервничаю. Вдруг нет свободных столиков? Как наблюдать за Соколовой, оставаясь незамеченным? Будет ли парочку видно из барной зоны? А что, если попадусь? Сослаться на невероятное совпадение?

Ладно, надо решать проблемы по мере поступления.

К счастью, внутри дела обстоят куда лучше, чем на паркинге: посетителей немного, поэтому пришвартовать свой шпионский зад труда не составляет. Миловидная хостес, отчего-то совсем не корейской наружности, встречает меня при входе, интересуется о наличии спутников и, получив отрицательный ответ, провожает до столика как раз неподалеку от Пака и Маши, коих мой соколиный взор находит мгновенно.

По пути девушка навязчиво жужжит что-то про блюдо от шеф-повара и импортный алкоголь. Я же безотрывно слежу за коллегами, с каждым шагом чувствуя, что сердцу в груди становится тесно, а еще больно…

Что это за чувство? Отрицание? Обида? Ревность?.. А может, все сразу?

И вдруг, прямо на моих глазах, подонок Минхо протягивает руку, по-хозяйски укладывая лапищу с длинными, точно осьминожьи щупальца, пальцами поверх тыльной стороны ладони Маши!

А вот и они – «однозначные знаки внимания»!

В горле застревает тоже вполне себе однозначное матерное слово. Меняю траекторию движения быстрее, нежели успеваю что-то осознать. Шаг, еще один, и я уже стою возле столика Пака, глядя на мерзавца взглядом серийного убийцы.

На губах генерального, в тот же миг вальяжно откинувшегося на спинку «трона», появляется надменная улыбка, и по плечам пробегает колючая дрожь, мигом обращающаяся подкожным жаром ярости.

– Вставай! – цежу сквозь зубы, обращаясь к Марии, однако смотрю исключительно на Минхо, ведь если обнаружу в глазах русской недовольство или досаду, разнесу все к чертовой матери.

Маша не шевелится. Пак улыбается шире, насмешливо изгибая бровь. В расслабленной мимике так и читается: «Ты проиграл, парень».

Делаю вдох, но он застревает в районе солнечного сплетения. Решаюсь мельком глянуть на Соколову – сидит, вжавшись в стул, словно ее застукали на месте преступления, что мгновенно порождает в голове не самые приятные теории относительно всей ситуации.

Да и с чего бы девчонке мяться, если происходящее не имеет под собой «однозначного» подтекста?

– Я же сказал, вставай. Мы уходим! – повышаю голос, всверливаясь в Марию гневным взором.

Она туго сглатывает, но с места не двигается, что окончательно вышибает из меня остатки здравого смысла. Абсолютно не задумываясь над тем, как все выглядит со стороны, я хватаю женскую сумочку вместе с хозяйкой, чуть ли не волоком вытаскивая девушку из ресторана.

На улице легче не становится. Даже не на шутку разгулявшийся по-осеннему холодный ветер не в силах остудить мой пыл или задетое эго, тут уж как посмотреть. Главное, чтобы Маша сейчас вела себя тихо, не спорила и не швырялась обвинениями, а то я за себя не ручаюсь!

Но, по закону подлости, стоило об этом подумать, как сквозь городской шум до слуха доносится тихое, но достаточно твердое: «Отпусти». На что тотчас возникает желание отвесить какую-нибудь гадкую колкость, чтобы Соколова хотя бы на пиксель почувствовала, каково мне.

Неимоверным усилием воли сдерживаюсь, решая дотерпеть до машины, а затем дать волю эмоциям. Стискиваю худенькое запястье, продолжая молча тащить русскую к углу здания, мысленно повторяя: «Спокойно, Соджин, публичная сцена тебе ни к чему, ты уже засветился в ресторане». Похоже, в какой-то момент на смену буре приходит штиль, все еще опасный, поскольку нет ничего страшнее равнодушия, однако мое теперешнее состояние куда лучше бесконтрольной злости и обиды.