Алые небеса Сеула

Точно подростки, съехавшие с катушек от чистой, не запятнанной выгодами влюбленности, мы бежим к номеру, периодически притормаживая, чтобы обменяться краткими поцелуями.

А в номере, за закрытой дверью, где нас уже никто не потревожит, я с готовностью отдаю Маше всего себя, без масок, притворства, ничего не требуя взамен.

Никого в жизни я столь сильно не любил… Нет! Я никогда не любил до этих пор.

Около четырех утра, замерев у окна, глядя на бледный диск луны, освещающий башню Намсан, дразнящую ночное светило искусственной подсветкой, внезапно понимаю – не хочу тайн. Оборачиваюсь. Маши в спальне нет, она в душе, однако в воздухе еще витает аромат ее духов, он же ощущается на языке сладкой горечью, ведь сегодня не было никаких запретов…

Взгляд падает на смятые простыни, разбросанные по полу подушки, одежду. Губы трогает довольная, отчасти горделивая, улыбка. Не сказать, что я педант, но хаос в кровати не люблю, а сейчас получаю истинное удовольствие, созерцая устроенный нами беспорядок. Неожиданно грудная клетка сжимается под тяжестью томной усталости и осознанного счастья – у меня появилось, ради чего жить, помимо гнетущей ненависти.

Вновь обращаю взгляд к небу, которое неспешно заливается пурпурными красками: рассвет пока еще слишком похож на закат. По спине пробегает неприятная дрожь, но негромкий женский голос, нарушающий тишину раннего утра, за долю секунды успокаивает вспыхнувшую в горле злость.

– На что смотришь? – спрашивает Маша, почти бесшумно ступая босыми ногами по полу.

Вижу ее в отражении окна – маленькая, хрупкая, невероятно красивая, одетая в длинную белую футболку, будто изнутри светится, совсем как луна…

И, преисполненный самыми теплыми чувствами, я, абсолютно не задумываясь и не анализируя, говорю искренне, выпуская в мир то, что таится в сердце:

– Луна сегодня красивая, правда?[48]

Маша молча кивает, подходит почти вплотную. Ласковые руки скользят вдоль моего тела и бережно обнимают, устраиваясь на груди раскрытыми ладонями. Дышит в лопатку, жмется, как котенок. Не могу сдержать блаженную улыбку, прикрываю глаза. Вряд ли девушка догадалась, но я только что признался ей в любви.

– Ничего не хочешь сказать? – Разворачиваюсь к Соколовой, натягивая на лицо серьезную мину. Смотрю прямо в глаза, прицельно, не моргая, ввожу русскую в замешательство.

– Тебя что-то беспокоит?.. – спрашивает Маша почти шепотом, будто двоечник на зачете.

Девичьи приоткрытые губы страшно отвлекают. Я не жду ответного признания, мне и так хорошо. Да и теперь, когда я нахожусь настолько близко к любимой женщине, я вообще теряю способность думать о чем-то, кроме нее, – хочу вернуться в постель и повторить эту ночь шаг за шагом, поцелуй за поцелуем с самого начала…

– Соджин, в чем дело? – обрывает мои неприличные фантазии Соколова, отстраняясь. В голосе слышится тревога.

А я этого не хочу! Одна из моих новообретенных целей, чтобы Маша, будучи рядом, всегда чувствовала себя комфортно и, главное, в безопасности. Короче, пока шалость не обернулась трагедией, решаю перевести все в шутку.

Однако в каждой шутке есть доля правды, и я не намерен ничего скрывать.

Демонстративно окидываю взглядом комнату, не без иронии ухмыляясь.

– Когда ты решила работать в Корее, хоть что-то изучала о стране, в которую едешь? Или познания азиатской культуры заканчиваются на бой-бенде «Би-Ти-Эс» и лапше быстрого приготовления?

Маша тушуется, пожимает плечами, с явной досадой бурчит:

– Ну… что-то изучала… На работу могли и не взять, так что…

– Ясно, – надменно хмыкаю я и обхожу девушку, направляясь к кровати.

Соколова несколько секунд стоит на месте, вероятно, переваривает, а затем обгоняет, первой оказывается у постели, поправляет простыню, что сразу же отражается на моем лице одобрением (похоже, Маше тоже не нравится хаос в кровати), и садится, хлопая ладошкой по матрацу возле себя. Приглашает расположиться рядом, готова просвещаться. Безумно милая!

– И что я должна была изучить? – пытливо интересуется моя милашка.

Я протягиваю руку, требуя передать мобильный, что девушка беспрекословно выполняет, предварительно разблокировав гаджет.

Вбиваю в поиск имя японского писателя Нацумэ Сосэки, открываю ссылку со статьей на английском про символизм фразы о луне. Читаю, чтобы удостовериться в верности информации, и с профессорским видом возвращаю Соколовой смартфон.

Маша погружается в чтение. С любопытством наблюдаю, как ее и без того огромные глаза с каждым проглоченным словом начинают увеличиваться, а выражение лица – меняться.

– Соджин… – некоторое время спустя еле слышно шепчет русская, заливаясь румянцем.

Да ладно, Маша, неужели ты не догадывалась, что я по уши влюблен? Ведь очевидно! Или в твоей стране мужчины проявляют чувства как-то иначе?..

Но прежде, чем девушка успевает сказать что-то еще, решаю пойти ва-банк. А точнее, признаться не только в любви, но и в том, кем в действительности являюсь. Если Маша испытывает ко мне хотя бы десятую часть того, что к ней чувствую я, не хочу, чтобы между нами стоял выдуманный образ некоего Ли Соджина.