Алые нити прошлого

Зверь наклонился на один бок и недовольно зарычал, давая ей понять, что она может сесть на него. Неловко ухватившись за шкуру, Альберта стала цепляться за шерсть, и то и дело слышала, как медведь недовольно ворчит, готовый вот-вот скинуть свою случайную наездницу. Когда молодая жрица устроилась на мощном загривке животного, то громко взвизгнула — зверь не стал церемониться и рванул что было силы сразу же, как только почувствовал, что она готова к дальнейшему путешествию. Грандиознейшими прыжками, зверь за пару минут преодолел расстояние, которое пешком можно было пройти разве что за ночь. Ветви крепких дубов и свисающие щупальца густой паутины то и дело касались лица Альберты, однако никакой боли или дискомфорта ей не причиняли. Она даже не могла толком сказать, движутся ли они — казалось, зверь летит над поверхностью земли, с такой огромной скоростью они бежали.

Путешествие окончилось весьма неожиданно — медведь резко остановился и скинул Альберту со своей спины так, словно она была надоедливой, досаждавшей ему птицей-чистильщиком, выклёвывающей у него из шкуры мелких паразитов. Жрица даже пискнуть не успела, как оказалась в глубоком сугробе, головой в снегу. Когда же она высвободилась из холодных и мокрых «объятий», вокруг уже никого не было. Зверь исчез абсолютно бесшумно, как будто был порождением той самой тишины, из которой обычно рождаются жуткие легенды о лесных призраках-людоедах, в облике страшных зверей подстерегающих своих жертв тёмной ночью.

Не успев даже поблагодарить очевидного Хозяина здешних угодий, Альберта мысленно сделала то же самое по отношению к своему непосредственному покровителю — Всевышнему Свету. Кое-как поднявшись, женщина огляделась. К её удивлению и радости, прямо перед ней стояла та самая избушка Фергуса, к которой она так стремилась попасть. Оставалось всего лишь пройти пару шагов и выйти на опушку, огибая толстый ствол какого-то старого дерева, с незапамятных времён стоявшего на этом месте и не имевшего определённой породы. В нём было немного и от дуба, и немного от сосны, и пара веток подозрительно напоминали кленовые, хотя сам Фергус считал их больше похожими на липу — лучше определить не удавалось, ибо ветки эти никогда не обрастали листьями и не цвели. Совсем. Как и всё дерево.

Домик лесничего был небольшим, но крепким — Фергус регулярно обмазывал брусья сосновой смолой, в результате чего им не был страшен ни дождь, ни самая лютая вьюга. Изнутри все брёвна были законопачены овечьей шерстью — таким образом, в домике всегда поддерживалась более-менее сносная температура, и никогда не «водилось» сквозняков. Крыша и оконные рамы были также деревянными, а вот сами окна были затянуты отменным бычьим пузырём — на хорошее сырьё Фергус никогда не жалел денег. Надо сказать, что платили ему прилично — десять золотых в год. Герцог был доволен его работой и знал, что лесник деньги не разбазаривает направо и налево, не спускает на выпивку, но напротив — бережно складывает, задумав, очевидно, большую покупку или переезд в другую страну.

Альберта не знала — дома ли сейчас Фергус, свет не горел да и вокруг было очень тихо. Однако она решилась, и, взявшись за небольшой резной молоток (сделанный больше для красоты, чем для пользы) громко и отрывисто постучала в дверь избушки три раза. Сначала никакого ответа не последовало, но, после того, как девушка стукнула ещё раза два — в доме явственно послышался шорох и звуки разжигаемого огнива. Вскоре в окне загорелся свет и дверь отворилась…

Высокий мужчина смотрел на неё заспанным, ничего не понимающим взглядом. Его тёмные кудрявые волосы до плеч были сильно всклокочены, а густая борода явно требовала гребня. На нём не было никакой верхней одежды, кроме ночной сорочки из грубого серого холста и укороченных, таких же холщовых брюк. С высоты своего роста он глядел на Альберту словно коршун на цыплёнка и, казалось, может вот так запросто её проглотить. Глаза у него были почти такого же цвета, как у Альберты — с той лишь разницей, что их цвет больше напоминал цвет орехового дерева, в то время как глаза девушки имели абсолютно угольный оттенок.

Альберта никогда не испытывала к лесничему ничего, кроме добрососедского расположения, однако в эту минуту в глубине её женской натуры шевельнулось нечто, отдалённо напоминающее звериную страсть. Она могла бы легко завладеть сердцем этого человека, стоило ей просто пожелать, но некое чувство солидарности одинокого существа по отношению к тому, кто живёт столь же уединённо, мешало ей предпринять какие-либо наступательные действия. Да и не особенно хотелось, ведь если бы Альберта являлась настоящим человеком, она бы предпочла, чтобы такой мужчина как Фергус полюбил её естественным путём — без применения обольстительных чар. Девушка мысленно «потушила» вспыхнувшее на долю секунды пламя, но Фергус, казалось, совсем не заметил дикого огонька, во всяком случае, сейчас его это не интересовало. Растерянность в его взгляде сменилась постепенным узнаванием, и, наконец, искренним удивлением: