«Период ухаживаний подошёл к концу, — размышлял Ли. — Наступает время решительных действий». Ему, конечно, было немного жаль сестёр, но — как истинный эгоист, Медичи в первую очередь думал о себе и своей выгоде и благополучии, а уже во вторую очередь — о благополучии близких, своего рода. К женщинам же он привык не испытывать ничего, кроме мужского восторга и чисто потребительского отношения. В конце концов, рассуждал он, устройство мира таково, что сильный пол вершит революции и войны, и устанавливает Великий Мировой Порядок. А слабый пол — тихо лежит и подчиняется всем прихотям, исполняя свою Великую миссию — продолжение священного рода. И так было от Начала времён — и так будет впредь…
Ли мягко развернул Минни к себе лицом — его сильные руки сжимали плечи девушки, заключённые в слои безвкусной стёганой ткани. Он улыбнулся, одновременно поглощая всё её внимание и концентрируя его исключительно на себе:
— Кортни, — начал он почти шёпотом. — Я ещё никогда не испытывал ничего подобного. Лишь находясь рядом с тобой, я могу просто молчать — и чувствовать при этом, будто разговариваю со всем миром. А весь этот мир — заключён в тебе, такой удивительной и прекрасной…
Минни не могла оторваться от этих гипнотизирующих, цвета нефрита глаз. Она заранее знала, чем может закончиться эта «прогулка», ещё когда выходила с Ли из бара. Однако девушка предприняла последнюю попытку «сопротивления», всё же её ум был не настолько затуманен как сердце, жаждущее сейчас только одного — быть вместе с ним, быть его частью…
— Ли, я…погоди. Мы ещё так мало знаем друг друга — мне кажется, что мы несколько ускоряем ход событий, — слабым голосом произнесла девушка. — А вдруг…вдруг, ты разочаруешься во мне, и что тогда? Наше чувство, пресытившись одной ночью, исчерпает себя без остатка — а я этого не хочу.
Минни говорила правду. Она действительно так чувствовала и не видела нужды лгать. Медичи наклонился к её лицу так близко, что девушка почувствовала на своей коже его дурманящее дыхание. Он легонько прикоснулся к её щеке своими тонкими, но такими красивыми губами, и произнёс, одновременно целуя ей то место чуть ниже уха, где располагается «сонная» артерия:
— Больше всего на свете, Кортни, я хочу только тебя — без остатка… И мне кажется, что и ты этого хочешь… Мы можем уехать отсюда так далеко, что никто и никогда нас не найдёт…
— Ли…, - «блёкнущим» голосом попыталась возразить Минни.
— Забудь обо всём…обо всех…, - Медичи обвил талию Минни более настойчиво, не желая выпускать её из своих объятий ни на сантиметр: — Ты — моя, а я — твой. Полностью… Без остатка…
Горячим шёпотом произнося все эти банальности, Ли, тем не менее, был абсолютно уверен в том, что они сработают. Тут ведь самое главное, не что говорить — а как. И по своему опыту, Медичи прекрасно знал, что все истории о том, как времена изменили противоположный пол и сделали его в разы умнее — полная брехня. Все женщины — это женщины, и ничто не заменит им хорошей ночной «встряски», особенно если до этого они вынуждены были долго терпеть. А слова — слова во все времена были одинаковы, и никто со времён Петрарки не придумал ничего лучшего. «Женщины любят ушами» — расхожая истина, но некоторые считают, что она устарела и перестала работать. Весь секрет заключался лишь в том, что для того, чтобы женщина этим самым «ухом» тебя полюбила — надо быть к нему как можно ближе, а ещё лучше — произнося слова любви целовать и ласкать эту эрогенную точку. И тогда истина сработает — на все сто.
К сожалению, Медичи был прав — Минни абсолютно не вслушивалась в то, что шептал ей «на ушко» её «возлюбленный», всё её тело находилось во власти одного сладостного предчувствия. И потому, когда горячие губы мужчины добрались, наконец, до её собственных пухлых губ — она безропотно отдалась поцелую, всё крепче и крепче приникая своим стройным и чувственным телом к телу Медичи…
В постели он был внимателен и нежен — их кожа испытывала постоянный физический контакт, и каждый раз Минни чудилось, что между ними в прямом смысле «проскакивает искра» — крохотные заряды голубой энергии, одновременно обжигающие и дарящие неизведанные ею ранее ощущения удовольствия и полного погружения в суть другого человека. В её теле то и дело вспыхивал и расцветал огненный цветок страсти — он цвёл и сбрасывал свои лепестки подобно тому, как поднималось, длилось и опускалось внутри Минни чувство единения с этим человеком. Если бы можно было словами описать рай, то Минерва Кроу сказала бы, что рай — здесь, в Дарквилле — в мрачном городке с непонятной погодой. В большом светло-сером особняке, на постели с бельём из светло-сиреневого шёлка. В объятиях почти незнакомого, но такого близкого ей человека с прекрасными, светло-зелёными глазами… И ничто больше не имеет и не будет иметь значения — ни сейчас, ни когда-нибудь потом…