Алые паруса. Алкогольно-романтическая трагедия

Каюта капитана оказалась убрана роскошными персидскими коврами и дорогой мебелью. На стене висели многочисленные гравюры с изображением парусных кораблей. Пантен усадил лейтенанта в мягкое кресло, сам сел напротив и повел свой рассказ:

– Господин лейтенант, я заранее прошу прощения за некоторую сумбурность и многословие своего рассказа, но я вынужден начать издалека, иначе вы не поймете всех обстоятельств. Все странности нашего корабля проистекают из личности нашего капитана. Он человек по-своему несчастный, но по-своему и счастливый, смотря с какой стороны посмотреть. И мы, со своей стороны, вынуждены мириться и считаться с его странностями. Он фактический владелец судна и, формально, имеет право назначить себя капитаном. У него есть капитанское свидетельство, подписанное другими уважаемыми капитанами. Согласно имеющимся бумагам, он прошел весь курс мореходных наук. Он безумно любит море. Но к большому сожалению, ключевое слово в этой фразе – «безумно». И как ни странно, море его до сих пор терпит. Как и все мы. Его зовут Артур Грей.

– У него английское имя. Он англичанин?

– И да, и нет. Родился он здесь. Его отцом был сумасшедший англичанин Лионель Грей. Мать его звали Лилиан Грей. Кто она и откуда, никто толком не знает, но, судя по имени, скорее всего, она из местных, с берегов реки Лилианы.

– А почему вы назвали его отца сумасшедшим?

– Англичане все сумасшедшие, – улыбнулся Пантен, – только у них на острове это не так заметно, как нам хорошо известно от могильщиков из «Гамлета». Вот судите сами. Лионель Грей был из семьи аристократов, которые возводят свой род не то к Вильгельму Завоевателю, не то к королю Артуру, не то к лошади Юлия Цезаря, на которой тот ездил во время римской высадки на Альбион. Замков и денег у таких семей, должно быть, как грязи. Вот они и сходят с ума, ибо уже не знают, чего и пожелать. Во время Восточной войны сей отпрыск гордых римлян, бриттов или норманнов воевал с нами в составе британского экспедиционного корпуса. И здесь его, видно, что-то крепко стукнуло по голове. Не иначе, как сверзнулся он с лошади под Балаклавой и крепко башкой приложился. Он так влюбился в места своей боевой славы, что после войны перебрался сюда со всеми чады и домочадцы, и даже с прежней английской челядью. Купил землю и выстроил себе здесь поместье – копию своего прежнего замка, с парком, с башнями и подземельем для пыток пленников, все как у них положено. Перевез много чего из прежнего убранства. Денег не пожалел. И назвал свое новое пристанище Парадизом. И надо сказать, с полным правом назвал!

– Да, весьма необычно. Может, он хотел здесь заработать? На хлебной торговле? Или на железных дорогах?

– Нет, здесь другой случай. Видите ли, у них в семье есть наследственная блажь. Пунктик. Все их семейные предания крутятся вокруг вина. Предка какого-то утопили в бочке с вином. Другой предок сам умер возле бочки с вином… В общем, куда не кинь – все к вину сводится. От вина все с ума посходили. А климат туманного Альбиона виноделию совсем не благоприятствует. Вот сэр Лионель и решил, что нашел у нас здесь подходящий климат для страстно чаемых им занятий виноградарством и виноделием. И надо сказать, он до некоторой степени преуспел! Замок его теперь было бы правильнее называть «шато», потому что у него получились прекрасные виноградники, а подземелье замка за неимением пленников успешно заполнялось винными бочками. Кстати, не желаете ли попробовать его вин? Капитан возит с собой бутылки из своего подвала, а так как человек он щедрый, я полагаю, он не будет возражать, если я вас угощу.

Лейтенант не стал отказываться и снял перчатки, тогда Пантен разлил из пыльной бутылки по бокалам рубиновую жидкость и объявил:

– За здоровье капитана!

– За здоровье капитана!

Оба выпили, и лейтенант одобрительно покачал головой. Пантен продолжил: