Алые паруса бабушки Ассоль

Стемнело. Адвокат не поверил своим глазам, когда увидел, что служители закона развели во дворе костер. Добежав до шашлычника – так Кортик называл место для приготовления и поедания шашлыка на свежем воздухе, он увидел, что над костром под руководством матушки крепится чан для плова. Выслушав ее объяснения – емкости для приготовления пищи на такое количество народа в доме нет, и места для такой емкости нет, и жаровни, естественно, тоже, и кур оказалось в морозильнике мало – всего пять, поэтому она еще порезала на куски запасы свинины, добавила грудинку и ветчину, и теперь уж точно сможет накормить всех «мальчиков», а то «они, бедные совсем замучались газон ковырять». «Мальчики» в это время споро накрывали стол под навесом. В чан уже закинули весь запас риса. Смущаясь, два офицера милиции, которые приехали в «Мерседесе», продемонстрировали адвокату три бутылки водки, купленные на скорую руку в киоске возле станции.

– Вы с ума сошли! – закричал он возмущенно. – Пить такое? А утром прикажете «Скорую» вызывать на отравление двух десятков милиционеров?! Ну уж нет!

И принес две литровых прямоугольных бутылки подарочного виски.

В горячем дыхании березовых головешек лица сидящих за столом мужчин дополнительно освещались красноватым светом первобытного счастья от насыщения желудка. Почти не говорили. При малейшей попытке (их было три) служителей закона завести светскую беседу на отвлеченные темы – о погоде, запахе костра, рыбалке (наживке – соответственно) – адвокат громко спрашивал, составлены ли протоколы обысков, почему не пригласили на плов инициатора всего этого разорения – немца Коха, и где вообще понятые? – и разговоры моментально прекращались.

Отъехав от шашлычника, я увидел «инициатора» на крыльце его дома. Он смотрел в сторону сборища, вероятно, ожидая, когда кто-нибудь придет и расскажет о результатах осмотра территории и дома, и совершенно не понимал, что делают ночью искатели чучела у костра без громких разговоров и песен.

Засмотревшись на беспокойно топчущегося немца, я не заметил, как ко мне подошел знаток отделения костей от плоти и спросил:

– Трудно иметь отца-адвоката?

– Не знаю. У меня никакого не было.

Он посмотрел через дорогу на Черную дачу.

– У меня тоже была собака. Доберман. Свидетель сказал, что у вас тогда ночью было часа три, не больше. Вы что, не заметили бриллианты в голове чучела?

– В жизни не видел бриллиантов, – ответил я. – Матушка предпочитает непрозрачные камни – нефрит, агат.

– Какого размера он был?

– Метр восемьдесят, вес – семьдесят два килограмма.

– Крупный пес. – По голосу было заметно, что мужчина улыбается.

– Я о своем друге – Кортике, сыне адвоката.

– А почему – был?

– Отец засадил его в психушку. Матушка говорит, что после этих заведений человек становится другим.

– Это друг хотел похоронить чучело?

Я промолчал и чуть развернул коляску, стараясь всем своим видом показать, что не хочу больше разговаривать. Можно сказать, я демонстративно повернулся к нему спиной.

– В дом вы могли пробраться через угольный люк в подвале, – задумчиво проговорил дознаватель, проигнорировав мое поведение. – На этом участке мы ничего не нашли… С подвалом тоже пока бездоказательно – люк зашпилен изнутри, а окошки слишком малы даже для тебя, к тому же ты не владеешь ногами. Знаешь, что бы я сделал в свои четырнадцать лет с этим чучелом? Я бы его закопал так, чтобы никто никогда не нашел. Назло.

Я услышал, как он прошелся возле меня, потом продолжил задумчиво:

– Я бы даже… Ночью времени мало, я бы не потащил его далеко закапывать. А? Что скажешь, Атила? Мне сообщили, что ты – Атила. Кто это такой вообще?

Наклонившись, я дернул колеса назад, чтобы рвота не попала на ноги. Меня стошнило от страха.

– Это… Это предводитель гуннов. Не знаю, почему мать так меня назвала, – объяснил я, вытирая рот рукой.

– Вот так неприятность, – задумчиво рассматривал мою рвоту дознаватель. – Ты что, нервничаешь, Атила? Из-за чего? Что я такого сказал? Что не потащил бы чучело через дорогу мимо охраны в машине?

– Нет, – ответил я спокойно. – Это у меня дело привычное, я еще и обмочиться могу нечаянно. Вот настоящая неприятность. А рвота – дело обычное. Более, кстати, приличное, если вы меня понимаете.

– Нет, не понимаю, – покачал головой дознаватель.

– Ну представьте разницу, когда в гостях инвалида стошнит, или если он вдруг обмочится, или не удержит содержимое своего кишечника. Что лучше для него в психологическом плане? Конечно, рвота! Все подумают, что он мог отравиться или плохо себя почувствовал. Матушка говорит, что у меня это бывает из-за пониженного обмена веществ, из-за неподвижности.

– Светает, – заметил дознаватель.

– Светает, – объявил адвокат, подходя к нам. – Атила, тебе давно пора спать.

Он взял сзади коляску за ручки и повез меня к дому. Закатил в прихожую, резко развернул к себе лицом и внимательно осмотрел.

– Чем это пахнет?

– Меня стошнило.

– Значит, он тебя расколол?

– Нет.

– Извини, это я виноват, отвлекся и не заметил, как он за тобой пошел. Сейчас все уедут, мы поговорим подробнее.