Алые перья стрел

Из-за стола поднялся Председатель Суда (лет десяти). Замахал над головой большим колокольчиком. Под этот трезвон в зале стала рассаживаться публика — в основном младшего и среднего школьного возраста.

На сцену вскочил Прокурор — того же возраста, что Председатель. В остроугольной судейской шапочке, мантии-пелеринке и коротеньких штанишках, он похож был на взъерошенного, но строгого журавленка, беспощадно блестели большие очки. Прокурор устремил в подсудимого палец:

— Посмотрите, до чего он докатился! Всю жизнь он безобразно относился к собственному сыну и в конце концов докатился до того, что огрел его ремнем! И это вместо того, чтобы глубоко изучать проблемы современной педагогики. А еще интеллигентный человек…

«Орудие преступления» лежало на столе рядом с Прокурором. Подсудимый папа не смел взглянуть в ту сторону. Раздавленный виною, он сидел, уронив голову. Его охраняли четыре стражника — два рослых полицейских в униформе и с дубинками и двое мальчишек в бумажных треуголках, вооруженные рогатками и деревянными мечами. Никуда не денешься. Тем более что в лицах слушателей тоже не было ни малейшего снисхождения. Лишь на Васькином лице иногда проступало скорбное сочувствие да в глазах Дениса были страх за отца и жалость.

Прокурор между тем продолжал бескомпромиссную речь:

— Граждане судьи! Я не спрашиваю, куда смотрело министерство просвещения! С ним все ясно — оно никуда не смотрело! Но куда смотрит Детский фонд, Комиссия по правам человека, вся наша общественность? До каких пор такие вот «папы» будут воспитывать детей как при крепостном праве… — Прокурор взял со стала и брезгливо отшвырнул ремень. — Чем это кончится? А кончится тем, что из нынешних детей вырастут вот такие личности, как этот кандидат наук.

Судебные Заседатели (мальчик и девочка) внимали прокурору, согласно покачивая головами в судейских шапочках. Даже восьмилетний Адвокат не показывал ни малейшего сочувствия к «докатившемуся» папаше Дениса. Он сердито постукивал по половицам ногами в белых гольфах и смотрел на кандидата наук прищуренным взглядом.

Когда после эффектной речи Прокурора (которую сопровождали отдаленные громовые раскаты) и аплодисментов слушателей Председатель предоставил слово Адвокату, тот вскочил на стул и швырнул в сторону свою четырехугольную шляпу с кисточкой.

— Не буду я его защищать! Он этого не достоин!

Лишившийся последней надежды кандидат наук Пяткин уронил голову ниже плеч.

Председатель Суда трижды грохнул о стол молотком, все встали. Раскрутив длиннющий бумажный свиток, Председатель начал оглашение приговора:

— Международный Детский Суд, рассмотрев дело кандидата наук Ивана Ивановича Пяткина…

Далее слова стали неразборчивы, их заглушили новые раскаты грозы вперемешку с аккордами угрожающей музыки. Да и без слов было ясно, что хорошего ждать не приходится. Это было видно и по лицам вставших с мест слушателей и охранников и самого И. И. Пяткина.

Наконец слова снова стали отчетливыми. Председатель раздельно вещал:

— …превратить вышеупомянутого Ивана Ивановича Пяткина обратно в пятиклассника, чтобы он на себе испытал все тяготы современного детства!

Присутствовавшие внимали со смесью страха и понимания, что приговор суров, но справедлив. Лишь Денис еле сдерживал отчаянье.

Худшие ожидания Ивана Ивановича сбылись! Он без сил опустился на скамью подсудимых. Дюжие полицейские заученным движением ухватили его за пиджак и вернули в вертикальное положение.

Председатель закончил чтение словами:

— Приговор окончательный, обжалованию и оплакиванию не подлежит. Привести его в исполнение немедленно!

Зловеще открылась дверь. Два служителя в белых рубашках и черных галстуках внесли необходимые предметы: тяжелый ранец с учебниками, ученическую форму на плечиках и большущий лист ватмана с заголовком «Распорядок дня».

Денис не выдержал. Растолкал тех, кто стоял впереди, и бросился к сцене.

— Граждане судьи, не надо! Этого не выдержит ни один взрослый! — Он обнял за плечи обмякшего отца, заслонил. — Я вас очень-очень прошу! Пожалуйста, не надо!..

Снова замелькали искры и вспышки. Папа Дениса обнаружил себя на полу в собственной кухне.

Прибежавший на кухню Денис был перепуган:

— Папа, что с тобой?

— О-о-ой… — Иван Иванович держался за лоб. — Ой, моя голова…

— Сейчас я тебе водички… — Денис протянул кружку. Помог отцу подняться. Тот глотнул, еще помотал головой, постепенно пришел в себя. Сообразил, что при сыне надо сохранять бодрость и достоинство.

— Денис, все в порядке. Ты иди, иди… Все нормально… Иди играй…

В комнате Васька на диване сердито заправлял в штаны рубашку.

— Ну, ты чего так орал-то, балда, — сказал Денис, пряча за небрежным тоном виноватость.

— Тебе бы так…

— Но ведь ты же глиняный.

— Тут и железный заорет.

— Подумаешь, один раз попало…

— Сам небось в угол спрятался, а я отдувайся! Да ну тебя…

— Но я же не думал, что тебе будет больно.

— Вот, значит, ты и есть балда!

— А ты паникёр!

— А ты эксплуататор!

— Я?!

— Да! В школе мои мозги эксплуатируешь, а здесь… — Васька потер подвергшееся «эксплуатации» место. Швырнул в угол попавшую под руку стрелу от лука.