— Раздевайся, Илюша! Хорошо, что пришел.
Он снял шинель, поднявшись на цыпочки, хотел повесить ее на вешалку, но не мог дотянуться и пыхтел, упорно елозя по стене.
Татьяна Михайловна мимоходом помогла ему и, ласково кивнув, прошла в комнаты. Мальчик повертел в руках шапку, положил ее на небольшой столик у окна, пригладил ладонью стриженую голову с темной макушкой и одернул китель.
Высокий стоячий воротник парадной формы с позументами заставлял его держать голову слегка откинутой назад, сковывал движения, но придавал степенность, даже важность, находящуюся в полном противоречии с живыми темными глазами.
— Пойдем в мою комнату, — обнял мальчика за плечи Виктор Николаевич.
В светлой, небольшой комнате, кроме письменного стола, кресла и узкой кровати, были лишь стеллажи с книгами и две картины, писанные самим Веденкипым. На одной изображена была девочка лет четырех, такая же белокурая, голубоглазая и бледная, как Веденкин, на другой — излучина реки, задумчивый вечерний закат, с красками поздней осени, навевающими покой и сосредоточенность.
— Это кто, товарищ майор? — показал глазами на портрет девочки Илюша.
— Моя дочка — Надя. Только ты не называй меня здесь майором. Мы ведь не на службе. Меня зовут Виктор Николаевич.
— Виктор Николаевич, — тихо, словно вслушиваясь в необычное сочетание слов, повторил Илюша и поднял на учителя лучистые глаза.
— Да вот и сама натура! — воскликнул Веденкин, указывая на девочку, заглядывающую в дверь. — Иди, иди сюда!
Девочка с голубым бантом на голове смело приблизилась и, поглядывая на Илюшу, спросила:
— Вы кто?
— Воспитанник четвертого отделения пятой роты Суворовского военного училища Кошелев Илья! — щелкнув каблуками, с напускной официальностью представился он, и снисходительная улыбка взрослого появилась у него на губах.
— А ну, стукните еще, — попросила Надя, показывая на каблуки и сама пытаясь щелкнуть своими.
— Товарищ майор, — дрогнул печально голос Илюши, — у меня такая сестрица была… Даша. Когда маму убили, нам плохо стало… Умерла Даша от голода…
Веденкин задумчиво провел рукой по голове мальчика, и тот доверчиво прильнул к нему.
— Познакомься с Надюшей, я сейчас приду, — сказал Виктор Николаевич и вышел в соседнюю комнату.
Татьяна Михайловна раскатывала на столе тонкий лист теста.
— Я сейчас сниму китель и надену синий свитер, может быть, тогда он перестанет величать меня все время майором, — шопотом сказал Веденкин.
— Славный мальчуган, — сердечно сказала Татьяна Михайловна, и глаза ее потеплели, — и так жаль мне его, сиротиночку.
— Когда несколько позже Веденкин возвратился в свою комнату, Илюша стоял на полу на четвереньках, ржал, подражай жеребенку, мотал головой, а девочка, сидя у него на спине, заливалась смехом, старалась ухватить его за большие уши и командовала:
— Тпру… Я тебе говорю, — тпру…
— Надя, помоги мне по хозяйству, — позвала расходившуюся дочь Татьяна Михайловна, желая оставить Илюшу наедине с Виктором Николаевичем. Надя неохотно слезла со спины нового друга и, пообещав скоро придти, убежала.
Веденкин подошел к полке с книгами, достал одну в зеленовато-сером, тисненном золотом переплете, протянул ее мальчику.
— Ох, ты-ы… — разгорелись у Илюши глаза. — О Суворове!
Он осторожно стал перелистывать плотные, пожелтевшие страницы, подолгу рассматривал рисунки, прикрытые прозрачной бумагой, расспрашивал о своем знаменитом «деде».
— Товарищи суворовцы! — приоткрыла дверь Татьяна Михайловна, — прошу мыть руки — и к столу.
Илюшу усадили рядом с Надей, она на этом настояла. Девочка забралась на специально для нее сделанный высокий стул и со своего возвышения покровительственно поглядывала на гостя.
— Илюше больше налей, — попросила она мать, когда Татьяна Михайловна стала разливать борщ. Илюша так громко тянул из ложки, что Виктор Николаевич пошутил:
— Ой, ты меня втянешь, — и слегка отодвинул стул.
— И меня! — подхватила Надя, но с готовностью придвинулась.
Илюша уловил намек на свой новый промах, покраснел и стал есть бесшумно, только капельки пота выступили от напряжения у него на лбу.
— Может быть, соли мало? — подсунула ближе к нему солонку Татьяна Михайловна.
— Нет, хватит.
— Надо сказать: спасибо, — поучающе пропищала Надя и таинственно спросила — А ты знаешь, как соль делают? Не знаешь? Отгораживают море… Оно кипит, — девочка расширила глаза, — как манный суп на печке… Остается соль, чтобы рыбу солить… Это мне рассказала Тоня… из соседней квартиры.
Надя помолчала, решая, надо ли еще что-нибудь пояснить.
— Только селедку не солят, она и без того уже соленая, — все же дополнила она.
Илюша снисходительно улыбнулся, но возражать не стал. К концу обеда он чувствовал себя в этой семье своим человеком.
— У нас отделение очень дружное и ребята все хорошие, — рассказывал он. — Максим изобретает скорострельную пушку. Правда! Только это тайна, вы никому, Виктор Николаевич, не говорите. Я ему для опытов банки консервные достаю…
Татьяна Михайловна не выдержала, расхохоталась: