Когда англичанин заговорил, его голос звучал трезво и невозмутимо.
– У тебя нет серьезных повреждений. Я помогу тебе. Не сопротивляйся, и ничего плохого с тобой не случится. Клянусь в этом.
Говоря это, англичанин потянулся руками к шее, чтобы развязать свой шарф.
Габриель поняла, что будет дальше – он намеревался заткнуть ей рот кляпом. Девушка хотела закричать, но решила, что сил у нее не хватит и на хриплый шепот. Однако кое-что она все же могла сделать. Из последних сил Габриель подняла голову и маленькими острыми зубами вцепились в руку англичанина. Слишком поздно девушка заметила кулак, опускающийся на нее, и не успела уклониться от удара. Голову пронзила невыносимая боль, и Габриель потеряла сознание.
Кэма трясло. Он никогда в жизни не поднимал руку на женщину. Герцог проклинал себя за чрезмерную самонадеянность. Он никак не ожидал, что, лишившись пистолета и рапиры, девушка будет так отчаянно сопротивляться. Непостижимо было, чтобы такое крошечное существо могло даже подумать о том, чтобы противопоставить свою ничтожную силу его мощи. Что, черт возьми, с ней такое? Неужели ей не хватает здравого смысла вовремя признать поражение?
«На нее жалко смотреть», – подумал Кэм и почувствовав приступ раскаяния, осматривая раны, изрезавшие лицо и плечи девушки. Ее тонкое батистовое нижнее белье было порвано в клочья. Кэм злился на Габриель, но еще больше на себя самого. Он старался не думать о синяке, который появится на челюсти девушки через несколько часов.
Кэм стал вытирать шарфом грязь с лица Габриель. Задачи была безнадежной.
– Черт тебя возьми, Габриель, – пробормотал Кэм себе под нос и сорвал с себя грубую морскую куртку. Герцог встал на колени и закутал в нее Габриель, словно спящего ребенка.
– Черт тебя возьми, – повторил он перед тем, как бережно взять девушку на руки и подняться.
Всего через несколько минут Кэм вернулся к камню, возле которого нашел Габриель. В зарослях кустарника неподалеку Колбурн обнаружил маленькую лодку Ролло. Впервые Кэм наткнулся на нее за неделю до того, как сорвались переговоры. Герцог осторожно положил Габриель на корму, а потом и сам забрался в лодку рядом с девушкой. «Когда слуги найдут одежду Габриель и брошенную лодку, они сразу дадут этому логичное объяснение», – подумал Кэм.
На реке было относительно спокойно. С
Когда Кэм достиг яхты, стоявшей на якоре у противоположного берега, Лэнсинг протянул руки, чтобы помочь поднять Габриель на борт. Саймон ничего не сказал, увидев девушку, но взгляд его был весьма красноречивым. Кэм стиснул зубы.
– И куда же ты собираешься ее отнести? – спросил Колбурн, когда Саймон отошел на шаг от него.
– Вниз. Ей необходима помощь.
– Отдай ее мне, – голос герцога был бесстрастным, но в глазах бушевала буря.
Лэнсинг прекрасно знал, что спорить не стоит. Не говоря ни слова, он переложил бесчувственную девушку в протянутые руки друга.
– Пришли ко мне Уилла с горячей водой, – сказал Кэм. – И давай убираться отсюда к черту.
Вспомнив о чем-то, Колбурн обернулся.
– Ей нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Все поняли?
Кэм ледяным взглядом обвел притихших членов своей команды, проверяя, не хочет ли кто-нибудь возразить. Удовлетворенный тем, что прочел на их лицах, герцог повернулся и пошел вниз.
Кэм залез в свою каюту и положил Габриель на маленькую койку. Дрожащими пальцами он снял грубую куртку, которой была укрыта девушка, и окинул пленницу взглядом, оценивая повреждения.
Сейчас Габриель была совсем не похожа на шипящую дикую кошку, которая отчаянно отбивалась от него зубами и когтями. Она выглядела как дитя, беспризорный ребенок, собственность какого-то бессердечного монстра, обидевшего ее. Кэму стало тошно от жестокости, с которой он вынужден был обращаться с девушкой. Он не привык воевать с женщинами.
В дверь постучали, и ее открыл юнга. Бледный и молчаливый, Кэм взял миску с теплой водой и захлопнул дверь у мальчика перед носом. Герцог радовался, что Габриель еще не пришла в себя. Он не знал, что делать, если она снова начнет сопротивляться.
Желая скорее приступить к действиям, Кэм стал освобождать девушку от обрывков нижнего белья, стараясь не замечать ничего, кроме глубоких царапин и синяков, изуродовавших ее кожу. Колбурн отжал мягкую мочалку, намылил ее и стал аккуратно очищать каждую ссадину, бережно вымывая песок и грязь.
Габриель застонала и беспокойно пошевелилась. Она почувствовала нежные прикосновения Кэма, неясно разобрала его успокаивающие слова.
– Голиаф? – тихонько спросила она, а потом прошептала: – Мы оторвались от них?
Когда никто не ответил, ее ресницы задрожали. Она стала еще беспокойнее.
– Мы оторвались от них? – снова спросила Габриель, дыхание причиняло ей боль.