Алый, чёрный и белый

Один из помощников подаёт пистолет с холостыми патронами. Антуан прижимается к живой изгороди, смотрит прямо в камеру – с неподдельным страхом в глазах. Больше ему некуда бежать. Смесь злости и обиды на моём лице – она такая искренняя. Это будет лучший кадр!

– А пистолет точно фальшивый?

Магия исчезает. Я опускаю руку с оружием; камера поворачивается к нарушителю тишины. Тёмный костюм, до блеска начищенные ботинки, шляпа лихо сдвинула набок. В волосах так много бриллиантина, что они могут отражать свет. Он улыбается как мог бы улыбаться Одиссей.

– Кто прервал съёмку?! Плёнка тратится!

Помощники режиссёра, операторы, даже гримёрша: все выгоняют Иварса – надоедливого, пронырливого журналиста – с площадки. Мы начинаем сцену снова, и я отыгрываю великолепно, режиссёр чуть не падает на колени.

Фальшивый пистолет в моей руке такой тяжёлый.

Точно ли он не заряжен настоящими пулями?

Лео сам отвозит меня домой. В его машине пахнет табаком. Кутаясь в плащ, я смотрю на дорогу – и камера снимает моё задумчивое лицо.

– Я сегодня обедал с Устиновым. Результаты проб на роль Елены в его фильме будут уже завтра.

Бросаю на него взгляд, пытаясь найти на лице хоть намёк на победу.

– Как ты думаешь, я прошла?

– Я почти уверен, – Лео улыбается. – А ты сегодня отлично справилась.

– Откуда вообще Иварс узнал о съёмках?

– У него свои секреты. Надеюсь, он тебя не расстроил. Ты же не виновата.

Лео любит повторять, что я не виновата. В своих дефектах речи. В том случае с Даной. Камера выключается, когда я смотрю в зеркальце над лобовым стеклом и вижу её лицо. Всё как в той сцене. Волосы убраны наверх, открывая тонкую шею, губы и глаза ярко накрашены – хотя она прекрасно выглядела и без макияжа.

Она улыбается

Но я знаю, в груди у неё истекает кровью след выстрела.

Утром я одеваюсь перед разбитым зеркалом. Цепь трещин бежит по лицу; камере трудно сфокусироваться, изображение рябит. Расчёсываюсь, нагреваю щипцы, чтобы немного завить волосы. Камера останавливается на лице, показывает его в анфас, в профиль, сверху, снизу… Какой ракурс не выбрать, всё превосходно.

Звонят в дверь – посыльный принёс два письма. Одно от секретаря режиссёра – съёмки сегодня перенесли в павильон из-за дождя. И одно от Устинова.

Верчу в руках аккуратную карточку с приглашением на обед. Каллиграфический почерк, писал явно не сам Устинов, я видела его каракули во время съёмок. Обед для главных актёров его нового фильма, уже сегодня вечером! Камера отъезжает в угол, чтобы снять, как я прижимаю карточку к груди и кружусь, кружусь по комнате. Полы платья развеваются, глаза зажмурены. Новая роль! Новая роль у лучшего режиссёра!

Я бы выпила шампанского и даже на съёмки не поехала, но нельзя подводить группу. Наскоро накрасившись, выбрав шляпку и перчатки, я тороплюсь в павильон.

Камера не может передать этот запах: дешёвый кофе, чужой пот и сотня разных сортов сигарет. Камера не может передать и звук – здесь снимают одновременно три фильма. Кто-то кричит, указывает, смеётся, плачет… Грузчики проносят мимо меня мотки проводов. Художники расписывают новые декорации. Миновав их, я скрываюсь в коридоре и распахиваю дверь в свою гримёрку.

На столе меня ждёт букет цветов – мёртвых.

Этот навязчивый поклонник, он присылал вещи и похуже, взять хотя бы дохлую рыбу. Бросаю букет в мусорку, снимаю шляпку и перчатки, расчёсываю волосы. Скоро придёт гримёрша, потом нужно будет облачиться в костюм и выйти под взор камеры.

Наступает обычный день актрисы: мы снимаем три дубля новой сцены, я иду на обед, встречаю нескольких поклонниц, подписываю свои фотографии в журнале. Обновляю грим, репетирую с Антуаном ещё одну сцену. Когда солнце клонится к закату, переодеваюсь в обычную одежду – и в гримёрке появляется Лео.

У него нет офиса, любая комната – его офис. Лео достаточно открыть портфель и достать из него бумаги.

– Держи, – он протягивает мне листы. – Это контракт. Мне удалось выбить вам неплохие гонорары.

Берусь за перо, не вчитываясь в текст. За много лет нашей дружбы, Лео ни разу меня не подвёл.

– Кто ещё будет сниматься?

– Устинов решил взять Антона. Он идеально смотрится в амплуа соблазнителей. И ему точно понравится оплата. Ещё будет Полина, ты её не знаешь, но она снималась в одном, – он делает паузу. – Звуковом фильме.

О, боже…

– Но она очень изящна, будет играть Афродиту. И – Лидия.

Я замираю, не закончив подпись.

– Она же играет в театре.

– Может, ей нужны деньги?

– Не говори ерунды! Лидии нужны деньги?!

Лео разводит руками.

– Не знаю. Но постараюсь узнать.

Когда все бумаги подписаны и новый контракт отмечен парой глотков из фляжки Лео, мы расходимся. Камера движется за мной, спешащей к выходу, когда из тёмного коридора появляется тень. Иварс.

Он снова блестит бриллиантином, а голос такой скользкий и вкрадчивый:

– Я слышал, Устинов начинает работу над своим новым шедевром. Вас уже пригласили? Кого ещё? Может, хоть один комментарий? – увивается ужом.

Что бы я не сказала, в своей статейке он переврёт это. А Иварс не отстаёт:

– Странно, что Леонид не женат. Может, вы что-то скажете о его жизни?