Алый чиж (сборник)

Он мог выпить, а в свойской компании делал это с удовольствием. Но застолья, по мере удаления от юности, становились реже. Большинство приятелей обзавелись семьями. Жены, как правило, на друзей мужа смотрели с плохо скрываемой ненавистью. Вместе с семьями друзья обрастали заботами. Ученая прослойка, где и были все привязанности, хронически страдала безденежьем. Баловались спиртом на месте работы по юбилеям и дням рождения. В своем институте Воропаев друзей не имел и пьянок избегал. А вот нежность к пиву проистекала со студенческих времен. Он застал еще тот романтический биофак МГУ конца шестидесятых. Свободных квартир в те времена зимой в Москве не было, поэтому сборища устраивались на дачах, куда в холодные месяцы родители не ездили. Долго топились буржуйки, с трудом оттаивая промерзшие стены… Подмосковные дачи имели свой незабываемый колорит. Социалистическая привычка относиться к отдыху как к чему-то почти непристойному создавала правила, по которым на дачи перли все, что в городе приходило в негодность и требовало выброса. Поэтому диваны обладали только частью пружин, столы и стулья могли не иметь всех ножек или спинок. Но молодежь это не смущало. Пили на таких сборищах только пиво, его сливали из бутылок в ведро или чан. Кружка шла по кругу… Оживала гитара…

У студентов той поры был свой особый песенный набор с неизменным «Сиреневым платочком» и «Заразой», уже прочное место заняли Окуджава, Высоцкий и Галич. В таких компаниях, что трудно представить себе у теперешней молодежи, читались стихи и велись весьма возвышенные споры о текущей литературе. Отношения среди студентов были романтично-товарищескими. Открытый секс не поощрялся, подобные вопросы решались попарно и отдельно от компании. Девиц специфической ориентации по негласному закону брать с собой в таких случаях не дозволялось. Воропаев вспомнил, что и пиво в те годы в Москве вовсе не уступало нынешним валютным жестянкам. Кроме любимого всеми «Жигулевского» появились темные тяжелые чешские сорта и наше «Двойное золотое» в шикарных маленьких бутылочках. В Парке культуры открылся первый пивной ресторан европейского типа… Столица переживала пивной бум…

Благодушный и расслабленный Воропаев увлекся воспоминаниями и не сразу заметил некоторую перемену в пейзаже. Из лагуны, отгороженной решеткой, исчез катер. Мысленно поблагодарив Жан-Поля за прекрасный завтрак, Воропаев спустился к морю. Он решил поплавать, а заодно отыскать ворота, через которые удалился катер. Купальных принадлежностей у орнитолога с собой не было, ведь Жан-Поль говорил об экспедиции в горы. А в Москве уже несколько раз шел снег, и, естественно, мысли о плавках в голове ученого не возникло.

Воропаев разделся и вошел в воду. Глубина начиналась сразу. Вода не обжигала. Воропаев достиг ограды и поплыл вдоль нее. Издали казавшаяся ажурной, вблизи ограда предстала внушительным сооружением. Толстые прутья металла на глубине нескольких метров переходили в сетку из толстой проволоки. Обследовав всю систему, орнитолог не обнаружил даже намека на ворота. Наплававшись, он выбрался на маленький искусственный пляжик, устроенный между валунов и подставил солнцу свое белесое тело.

Ученый хотел поразмышлять о предназначении такой серьезной оградительной конструкции, но мягкое загарное тепло, шелест моря, необычайная нежность природы не располагали к серьезным думам. Воропаев вспомнил о Гвоздиной. Вот кто оценил бы это место, отгороженное от мира и как бы специально созданное для любви. Воропаев почему-то представил себе ее лицо в минуты близости. Лена не закрывала глаз, но переставала видеть окружающий мир. Зрачки расширялись, зеленый блеск мерцал фантастически, она заглядывала внутрь себя…

Воропаев встряхнулся и, чтобы снять наваждение, снова прыгнул в море. Вышел, оделся и понял, что хочет есть.

На кухне орнитолог обнаружил маленькую негритянку, сопровождавшую его на катере. Девушка улыбнулась гостю как старому знакомому и поздоровалась по-французски.

– Как тебя зовут? – спросил Воропаев по-английски.

– Жанин, – ответила негритянка и тут же перешла на жесты, из которых следовало, что по-английски она не понимает. Воропаеву это показалось подозрительным, и он задал еще несколько вопросов. Жанин не ответила, но ученый не сомневался, что их смысл дошел до девушки.

Обедал Воропаев на веранде. Аристократического обряда принятия пищи с видом на море не получилось, поскольку орнитолог, не привыкший к прислуге, постоянно вскакивал, чтобы взять у Жанин тарелку, а в конце концов потребовал, чтобы девушка села за стол вместе с ним.