Алый флаг Аквилонии. Итоговая трансформация [СИ]

- Они напали на нас, были побеждены в силу неодолимых обстоятельств и капитулировали, -ответил главный военный вождь. - А потом, узнав, что мы не убиваем побежденных и не обращаем их в рабов, согласились на добровольное присоединение к Аквилонии и принесли ей положенные в их народе клятвы верности. С этого момента все плохое между нами было забыто, и их жизнь началась с чистого листа. У темных эйджел есть какая-никакая космическая цивилизация, но нет никакого государства. Все их общество разделено на семьи-кланы, отношения между которыми в большинстве случаев безразличные, а зачастую и враждебные. Все строго по Марксу и Энгельсу, когда внутри кланов отношения вполне коммунистические, когда матрона ест то же и живет в таких же условиях, как и прочие члены клана, а между собой у них идет самая лютая конкуренция. Это-то и вселяет в нас надежду на победу, ибо нам никогда не придется иметь дела со всеми эйджел сразу, потому что их корабли будут прилетать сюда по одному. Так же, поодиночке, мы будем их громить, предлагая выжившим присоединиться к нашему социалистическому государству, которое не делит людей по сортам, ибо эйджел - это тоже, несомненно, люди. Начало этому делу уже положено, осталось довести его до конца.

- Ну что же, товарищи, поборемся, раз уж так вышло... - сказал приободрившийся Леваневский. - Нам, советским коммунистам, не привыкать стоять в одиночку против всего мира. А еще я хочу попросить прощения у ваших товарищей, в которых я начал стрелять по незнанию, а также поблагодарить пилота-инопланетянку, не запомнил ее имени, которая пресекла это безобразие самым решительным и гуманным образом. Мир товарищи?

- Мир, товарищ Леваневский, - ответил капитан Гаврилов.

- Значит так, - подвел итог Верховный шаман Петрович, - поскольку все мы люди занятые, предлагаю окончательное погружение новичков в нашу среду поручить товарищу Давыдову. Яков Антонович, возьмите товарищей военлетов под ручку и устройте им экскурсию по всем интересным местам Аквилонии, не минуя столовую, ибо скоро время обеда. А потом мы с ними снова поговорим, уже окончательным образом. Настоящие советские люди нам нужны.

27 июля 3-го года Миссии. Суббота. Два часа пополудни. Поселок у ручья Дальний, Французская улица, дом семьи д’Аркур.

Амелия Эрхарт, американская летчица-рекордменка

Уже когда мы приближались к этому дому, я увидела на крыльце женщину. И почему-то я сразу поняла, что это она - та самая Люсия, или, как говорят основатели этой колонии, Люсья. Она была прекрасна. Ветер трепал пряди ее волос, выбившиеся из прически, стройная ее фигура была полна спокойной, уверенной грации, на оголенных ее плечах играли солнечные блики. На руках она держала ребенка. Она играла с ним, слегка подкидывая; заливистый детский смех разлетался далеко вокруг. Второй ребенок, такого же возраста, голый и упитанный, ползал тут же, у крыльца - он пытался привставать на ножки, держась за перила. Дети были похожи на маленькие солнышки: их головки окружали рыжеватые нимбы... Я даже не сразу поняла, что это волосики - пышный, легкий, как облачко, младенческий пушок.

И какой-то комок подступил к моему горлу... Жажда материнства! Долго я подавляла в себе ее; мне хотелось все успеть, многого достичь, сделать что-то важное, прославить свое имя и свою страну, дать достойный пример остальным женщинам, показав им, что они тоже могут совершать великие дела. И вот - мне уже почти сорок... И многое уже совершено. И этот роковой полет должен был стать завершающим в моей карьере... Мы с Дэвидом договорились, что после своего кругосветного перелета я посвящу свою жизнь семье. Во мне пела великая радость, когда я отправлялась покорять свою последнюю вершину - мне представлялось, что это сполна насытит меня радостью, с тем, чтобы после я могла целиком отдаться хлопотам материнства в тихом домике с садом и террасой... Да, я чувствовала какой-то внутренний голос, предостерегающий меня, но решила не придавать ему значения... Я заглушала его в себе, я бодрилась, но внутренняя дрожь не оставляла меня до последнего. И когда я поняла, что катастрофа неизбежна, я горько пожалела, что не послушалась своей интуиции. Все промелькнуло у меня перед глазами, когда мы падали: Дэвид с искаженным скорбью лицом, наш уютный домик, о котором мы мечтали... И образы наших детей - мальчика и девочки - которым уже не суждено было родиться... И острое чувство вины испытывала я в тот момент -именно вины, а не ужаса и сожаления. Я была виновата перед Дэвидом, перед своими не рожденными детьми, перед самой собой - за то, что не смогла вовремя остановиться, что слишком поверила в свою удачу, что не смогла отказаться от очередного рекорда. Это была глупая самонадеянность. Это было и тщеславие тоже. Именно тогда меня ослепило понимание того, что самое главное я упустила... Мне нужно было покончить с небом гораздо раньше.