Алый флаг Аквилонии. Железные люди

Африканский берег (а это мог быть только он) впередсмотрящие увидели на двенадцатый день после того разговора между командиром и штурманом, причем в точно предсказанный срок, что вызвало всеобщий вздох облегчения. А еще через четыре дня «Опричник» подходил к Столовой горе, которую можно было узнать издалека по характерному силуэту. Конечно, в пути команда примечала многие несуразности: например, мыс Доброй Надежды всегда был весьма оживленным местом {Суэцкий канал откроется только через восемь лет) а с момента того урагана «Опричник» не видел ни одного встречного или попутного корабля, будто океан вымер. А чем дальше клипер уходил на юг, тем сильнее холодало, солнце все чаще скрывалось за тучами, роняющими в океан ледяные ливни и холодные моросящие дожди. На траверзе Мыса Доброй Надежды команда даже видела самый настоящий айсберг, множество пускающих фонтаны китов, но опять же ни одного встречного или попутного корабля.

Но силуэт Столовой горы не перепутать ни с чем; он обещал усталым путешественникам заслуженный отдых и гостеприимство портовых кабаков и публичных домов, готовых обратить выданное жалование в пьяный угар и потные женские услуги. И только обогнув мыс Хангклип, команда «Опричника» увидела, что берега странно уменьшившейся Столовой бухты пустынны, покрыты жестким кустарником-бушем, а в самой ее глубине стоит на якоре невиданно огромный пятимачтовый парусник-барк под датским флагом, вяло трепыхающимся на легком ветру. Русский клипер рядом с этим гигантом смотрелся как хищная щучка по соседству с ленивым сомом. И более ничего и никого... Никаких таинственных и прекрасных городов будущего - лишь ветер свистит над безжизненной холодной пустошью. Погода как в октябре на побережье Балтики: промозгло, ветрено и дождливо.

И тогда капитан-лейтенант Селиванов построил команду и объяснил господам офицерам и нижним чинам полностью подтвердившуюся теорию штурманского подпоручика Филиппова. А в конце добавил, что мол, в эти времена, которые были древними даже для отца истории Геродота, жили на островах напротив Геркулесовых столпов могучие люди-атланты, основатели древнейшей на земле цивилизации, и кто его знает, быть может, это были мы сами...

- Так что же вы, батенька, раньше об этом молчали? - на правах штатского, которому можно все, спросил доктор Гомолицкий.

- Так, Александр Ипполитович, - ответил капитан-лейтенант, - говорить подобное в открытом море при утрате нашим штурманом ориентировки - значит напрашиваться на большие неприятности. Теперь совсем другое дело: мы знаем, где находимся, и как только случится ясный полдень, штурманский подпоручик Филиппов произведет обсервацию, после чего мы сможем выйти в переход до Европы, не боясь уйти от видимости берега.

Закончив объяснения в своей команде, командир «Опричника» приказал спустить на воду вельбот, и вместе с лейтенантом Францем Карловичем де Ливроном отправился с визитом на датский барк, откуда с чувством общего обалдения на русский корабль взирали пятнадцать человек штатной команды и сорок пять курсантов датских мореходных училищ, исполнявших должности палубных матросов. В их мире Российская империя пала уже десять лет назад - и вот они снова видят ее флаг на мачте вошедшего в бухту корабля.

На борту «Кобенхавна» (именно так назывался датский корабль), капитан-лейтенант Селиванов застал картину всеобщего разброда и уныния. Капитан корабля с типичными датскими именем и фамилией Ганс Андерсен, поведал русским гостям о том, что его барк вышел в балласте из Буэнос-Айреса в Перт двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Первую неделю плавание протекало как обычно, потом барк попал в обычный в этих широтах шторм, после чего с ним произошло то же самое, что и с «Опричником». Штурман бар ка Густав Аксельсен, как и Николай Филиппов, сумел частично восстановить ориентировку и даже привести свой корабль в Столовую гавань, но, увидев зримое подтверждение своей теории, не выдержал страха неизвестности и повесился на брючном ремне в своей каюте. Увидев, что датчане полностью расклеились, а потому готовы тупо проесть запасы своей провизионки и помереть от голода, капитан-лейтенант Селиванов плюнул на все нормы приличия и ввел на борт «Кобенхавна» призовую партию своих матросов-севастопольцев, назначив лейтенанта де Ливрона исполняющим обязанности командира.

- Что хотите делайте, Франц Карлович, - сказал он, - но чтобы порядок на корабле был. Если эти люди не хотят спасаться по своей воле, то наш долг военных моряков - спасти их даже против оной. Мы русские -а значит, с нами Бог.

- Я тоже русский? - прищурив один глаз, спросил потомок франко-швейцарских эмигрантов, прижившихся в России.

- И вы тоже, Франц Карлович! - уверенно ответил командир «Опричника». - Русский человек - понятие широкое, можно сказать, наднациональное. Как там было сказано у Александра Сергеевича Пушкина: «и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык» - все мы русские.