Алый король

Казалось, даже воздух смялся от рева боевых рогов, рвущего барабанные перепонки. Разум Лемюэля как будто ободрало воздействие исполинских воинственных аур, переплетенных с хищными духами машин. Эти создания толкали створки огромных врат в дальнем конце зала; как только двери откроются, гиганты сметут все внутри яростным шквалом огня.

— Надо убираться с первого этажа, — сказал Гамон, когда створки раздвинулись еще немного. — Вернемся в камеры.

Шивани кивнула, судорожно дыша. Руки она сцепила в замок, опасаясь ненароком коснуться еще чего-нибудь. Кошмарам Камити-Соны не было числа, и женщине не хотелось узнавать даже о самых мелких из них.

— За мной, — велел Лемюэль, ползком огибая нижние ступени каменной лестницы. У ее основания лежали изуродованные тела — сплавленные, сросшиеся воедино, изогнутые и вытянутые, они полностью утратили человеческие пропорции. Гамон пробирался по грудам колышущейся плоти, что вздувалась миножьими ртами и моргающими глазами. Обливаясь слезами, он начал взбираться на уровень камер, держа на сгибе руки урну с прахом Каллисты.

Трое узников поднимались над всеобщим помешательством и какофонией воплей, над грохотом выстрелов, треском молний и хохотом тварей, что захватили людей изнутри. Добравшись до верхней площадки, Лемюэль испытал могучее дурное предчувствие, заставившее его обернуться и посмотреть на царящий внизу хаос.

В эпицентре кровопролития стоял Принн с невменяемым взглядом, окруженный кольцом завывающих варп-безумцев. Каким-то чудом арестант не получил ни одной раны, кроме тех, что нанес себе сам. Истинный король умалишенных, он продолжал раздирать свое тело обломанными ногтями.

— Они здесь! — с диким восторгом заорал Принн. — Молю, заберите меня! Я сделал все, как вы просили! Теперь я один из вас!

И его мольбам наконец ответили.

Из-под каждой полоски кожи, содранной Принном, засочился тошнотворный свет. Внутренности и кровь узника вспыхнули божественным сиянием.

Происходившие с ним изменения ускорились: эпидермис, артерии и мышцы распустились, словно измочаленная нить. Органы лопнули, а кровь, превратившись в аэрозоль, тут же собралась в несколько шаров, которые завращались вокруг тела Принна, как небесные тела в гротескном алом планетарии. Силуэт заключенного исчез в вихре расходящейся на волокна плоти, но его крики не умолкали.

Красная дымка из останков узника повисла над полом, будто завеса.

За ней возникли какие-то громадные создания.

У Лемюэля свело живот — он увидел, как через пелену, сотворенную гибелью Принна, в зал выходит ангел смерти в доспехах, сверкающих багрянцем и окровавленной слоновой костью.

Легионер и с ним еще многие, подобные ему.

Покрытые алой влагой — всем, что осталось от Принна, — они рассредоточились по нижнему этажу. Бесконечно сложная аура каждого космодесантника блистала, словно лучезарный нимб святого.

Ярче всех сиял их командир.

— Азек?..

Глава 10: Высвобожденные. Непостижимо. Немыслимое

Ариман знал это место.

Никогда прежде он не входил в Камити-Сону, не имел понятия ни о названии, ни о самом существовании тюрьмы. И все же легионер узнал ее, как только выступил из porta rubrum[73], открытых Хатхором Маатом во вспыхнувшем теле провидца-призывателя.

Тюрьма с бесчеловечными условиями, холодная и враждебная эфиру. Острог, неведомый Ариману, но пропитанный болью, чувством вины… и особенной ненавистью.

— Да, — сказал Азек, — именно сюда они посадили бы Каллимака.

Воин ощутил вкус крови, что покрывала его доспехи, и в мгновение ока познал жизнь сгинувшего псайкера.

Людек Принн, смертный с настолько истово пылающей душой, что даже стены ненавистного острога не скрыли ее от тех, кто умел видеть подобное пламя.

Чего он добился бы под покровительством умелого наставника? Какие славные деяния совершил бы? Неизвестно. Ростки величия в Людеке растоптал Империум, который боялся и притеснял тех, кого не понимал. Скорбя о загубленном потенциале Принна, легионер чувствовал, как душу псионика рвут в клочья хищники Великого Океана.

Потом Людека не стало, и Ариман резко осознал, что находится в гуще свирепого сражения — круговорота выстрелов и криков, огня и безумия. Варп-фантомы царапали обереги, которые защищали авточувства брони; помехи, трещавшие на визоре, перетекали в неразборчивые влажные хрипы. Озираясь, Азек всюду видел беснующихся арестантов: они безудержно применяли эфирные силы, будто умалишенные дети, залезшие поиграть в оружейную.

Над полом висели мерцающие тела, пожираемые ослепительно ярким огнем, — Псайкеры, не справившиеся со своим даром. Мимо них проносились горящие черепа, которые метали лазерные лучи и электрические разряды из подвесного оружия. В воздухе мерзостно извивались клубы черного, как смоль, дыма; с вытянутых рук беспощадных убийц срывались целые шквалы молний.

Человек с зеркальным лицом стоял на коленях в груде собственных лоснящихся кишок, и пылевое торнадо разрывало его на куски, орган за органом, конечность за конечностью.

Тогда Ариман кивнул.