Я попыталась встать, но спина отозвалась болью, и я скрючилась в неуклюжей позе. Мышцы отказывались повиноваться. Во время драки Рози, видимо, задела нервный узел. Возможно, намеренно – желая поговорить со мной, не рискуя, что я в последний раз попытаюсь помешать ей.
– Конечно, – ответила я.
– Скажи ему, что я сожалею. Скажи, что я буду умолять Странницу отпустить его, как только она с ним закончит. Скажи, что он ни в чём не виноват.
– Тогда закрой глаза, Рози.
– Фериус, если ты думаешь о…
– Закрой глаза или сама с ним разговаривай.
Рози подчинилась. Думаю, она понимала, что сейчас я диктую условия.
– Рози хочет тебе кое-что передать, Синяя Птица, – жестами сказала я.
Бинто выгнул бровь, на мгновение приобретя комично взрослый вид.
– Что же?
Я не просто так велела Рози закрыть глаза. Мне не хватило духу объяснить ей, что она совершенно не понимает, каково это – быть маленьким и напуганным. И если я скажу Бинто то, что она просила, станет только хуже.
– Рози говорит, что ты самый уродливый мальчишка, какого она встречала. А больше всего её раздражает то, что ты ещё и самый вонючий. Поэтому завтра, когда всё это закончится, мы запрём тебя в ванной и не выпустим, пока ты не отмоешь каждый дюйм своего гадкого тельца.
Полагаю, Бинто был проницательнее и храбрее, чем я думала, потому что он просто кивнул мне и сказал:
– Я рад, что встретил тебя, Добрая Собака.
Когда Рози снова открыла глаза, они были ясными.
– Не пытайся встать ещё шесть часов, – сказала она мне, словно я была какой-то раненой незнакомкой, которую Рози увидела на обочине, проходя мимо. – К тому времени нервы в нижней части спины придут в норму, и ты сможешь двигаться.
– И что мне делать? – спросила я.
Глупый вопрос, знаю. Но сейчас я могла думать только о том, что Рози бросит меня здесь и уйдёт, забрав Бинто. Я вижу их обоих в последний раз. Скоро они превратятся в воспоминания, как Дюррал и Энна.
Рози оглядела храмовую территорию и пожала плечами:
– Если бы на твоём месте была я и если бы я до сих пор верила в отпущение грехов, я бы начала хоронить мёртвых. Их появится ещё много, прежде чем всё закончится.
Дав мне этот мудрый совет, Рози потянула Бинто за руку, оставив меня лежать на ступенях храма.
Невзирая на совет, я попыталась встать. Получилось не очень. Час спустя я попробовала снова – безуспешно. К тому времени, когда лучи солнца окончательно погасли над рубиновыми песками, я начала задумываться: может, Рози необратимо повредила мне спину? Или моё тело просто не может придумать ни одной веской причины, чтобы опять встать на ноги?..
Я ещё немного полежала, наблюдая, как одна за другой появляются звёзды, считая их – словно звёзды были могилами, ожидавшими, когда их выроют.
Я была так поглощена этим бессмысленным созерцанием, что – хотя слышала стук копыт коня, чей ленивый аллюр казался очень знакомым – я не обратила на это внимания. Я была уверена, что звук – всего лишь плод моего воображения. Как и голос, выкрикивающий моё имя.
После третьей неудачной попытки достучаться до меня она сказала:
– Если ты мертва, любовь моя, то, боюсь, молиться уже поздновато. Так что лучше бы тебе встать и сделать что-нибудь хорошее.
Я бы безусловно поверила, что выдаю желаемое за действительное, если бы не мерзкий хрип, сопровождавший её слова. Такой хрип может издавать человек, который слишком долго ехал верхом, толком не оправившись от ужасной, едва не убившей его раны.
– Мама?
Глава 43
Посвящение
Я озадаченно наблюдала, как моя приёмная мать слезла со спины коня. Энна привела с собой второго жеребца, привязанного к седлу Квадлопо. Он был коричневого цвета и, кажется, обладал более пылким темпераментом. Угрюмый конь повернулся и ущипнул своего напарника. Энна, в свою очередь, кинула на Квадлопо сердитый взгляд.
Привязав коней, она медленными шагами, выдававшими её боль, двинулась к храмовой лестнице, где лежало моё тело, ещё не уверенное до конца, живо оно или мертво.
– Мама, как ты сюда попала? – спросила я.
Она замедлила свои неуверенные шаги. Энна была ещё молодой женщиной, ей не исполнилось и сорока. Я боялась, что лезвие моей шпаги украло у неё целую жизнь.
Энна махнула рукой в сторону Квадлопо и его сородича.
– Верхом на коне.
Дюррал и Энна разговаривали совершенно по-разному. Дюррал был фанфароном с хорошо подвешенным языком, который пьянел от звуков собственного голоса сильнее, чем от лучшего виски. Его речи являли собой огромную кучу шумной чепухи, в которой можно было время от времени найти какой-нибудь сверкающий камень. Да и он чаще всего на поверку оказывался стекляшкой, но в самый важный момент – когда вам больше всего было нужно – становился ценнее тысячи рубинов.