Джейл обернулась к нему — впервые за начало их разговора. В ее взгляде Теолрин, на удивление, не увидел гнева или раздражения. Скорее, сочувствие. Ну, или что там у Джейл вместо сочувствия.
— Она осталась в городе? — спросила она после короткой паузы. — Твоя мать.
— Нет. — Теолрин улыбнулся. — К счастью, нет. Я бы не выдержал такой непосредственной близости. Они с отцом уехали, когда я закончил школу. Отец как раз получил предложение переехать по работе в столицу. Там открывались новые стеклодувные мастерские, а он… Ну, он был отличным стеклодувом. — Теолрин вздохнул, вспоминая, как редко лицо отца светилось улыбкой. Обычно на нем была заметна лишь одна усталость. — Иногда я думаю — может, мне стоило пойти его дорогой. Научиться плавить стекло, обрабатывать его, придавать форму… Причем в последнее время я думаю об этом все чаще. Хотя в детстве, веришь или нет, я был полон уверенности, что стеклодувами работают только полные неудачники — те, которым не удалось добиться чего-то действительно стоящего…
— Да уж, — на лице Джейл проскользнуло подобие одобрения, — детские убеждения — штука серьезная. Многие цепляются за них, взрослея, но не желая признавать, что когда-то в чем-то ошибались. — Джейл помолчала и хрустнула шеей. — Так ты, получается, планируешь навестить их в столице?
— Кого?
— Ну, родителей, кого ж еще?
— А, их. Как тебе сказать. Вообще-то… я надеялся избежать этого. Не хотелось бы вмешивать их в нашу авантюру. Да и, если честно, я даже вряд ли вспомню их новый адрес.
— Наверное, ты прав, — после небольшой паузы отозвалась Джейл. — В такое рискованное предприятие родителей вмешивать не стоит.
Теолрин кивнул. Какое-то время они молчали, чуть повернув голову вправо и глядя, как солнечный диск начинает плавно погружаться за линию горизонта.
— А что твои родители? — рискнул спросить он. — Они… остались в Дар-на-Гелиоте?
Теолрин был практически уверен, что Джейл вместо ответа просто пошлет его куда подальше. Однако она удивила его, ответив практически сразу:
— Меня воспитывал отец. Мать умерла при родах… По крайней мере, мне так говорил отец.
— Сочувствую. Ну, отец — это лучше, чем ничего. — Он поморщился от того, как это прозвучало. Теолрин никогда не был силен в разговорах, где надо кого-то поддержать или утешить — особенно если такие разговоры ведутся на трезвую голову. — Он помог тебе вырасти, пережить трудности подросткового возраста и всего такого, правильно?
— Его убили, когда мне было десять.
Теолрин замер с открытым ртом и медленно его прикрыл. Между ним и Джейл повисло неловкое молчание. Очень неловкое.
— Я… Мне жаль, — наконец выдавил он из себя. — Как… это случилось?
— Ну, мой папаша всегда был большим любителем поискать приключений на свою пьяную задницу. Он влез в какую-то потасовку в трактире и словил нож в печень.
— Вот как. — Теолрин не мог заставить себя посмотреть на Джейл. — Должно быть… это был тяжелый удар для тебя.
— Мне рассказали об этом следующим утром. Потом привели в суд, на допрос того убийцы. Помню, как сейчас… — Теолрину показалось, что голос Джейл слегка задрожал. — Он оказался совершенно не таким, каким я себе его представляла. Я была уверена, что это непременно будет здоровенный амбал, ну знаешь, со шрамами и выбитыми зубами… А на деле же убийцей оказался низенький, ничем не примечательный человек лет тридцати, с бегающими глазками и волосами соломенного цвета, что постоянно топорщились во все стороны… вроде как он был писарем при каком-то архиве. Там были какие-то люди… не знаю, его друзья или даже родственники… они все, как один, клялись, что этот мужчина по жизни тихий и спокойный, что он и мухи не обидел… и все в таком духе. Говорили, что он просто перебрал лишнего, и вообще — что просто защищался, когда начался мордобой… Я смотрела на него, пока они говорили, а он все кивал головой… кивал… и улыбался. Помню, в какой-то момент я словно увидела насквозь его гнилую сущность. По его взгляду я поняла, что он ни капли не сожалеет о содеянном. Более того — он, возможно, впервые в своей никчемной жизни, наконец почувствовал себя… значимым. Ему нравился этот ажиотаж, что разросся вокруг его персоны.
Джейл надолго замолчала. Теолрин рискнул повернуть голову. Ему показалось, что уголки ее глаз заблестели. Он поспешил отвернуться.
— И что потом? — осторожно спросил он.
— Ему дали пять лет тюрьмы. Пять лет тюрьмы, Тео! Пять лет в неволе… в обмен на целую жизнь. Как думаешь, это справедливая цена за жизнь моего отца?
— Я думаю, — отозвался Теолрин после некоторых размышлений, — что человеческую жизнь вообще нельзя измерить… в чем-то другом.
Его передернуло, когда перед глазами невольно всплыл образ мужчин, которых они с Джейл прикончили. Кажется, ночью ему снилось, как те двое приходили к нему и что-то спрашивали.
Боковым зрением Теолрин увидел, как Джейл медленно кивнула.