Вся компания молча заняла свои места, и когда лодки оттолкнулись от берега, а моряки с яхты сэра Перси взялись за весла, старый аббат Фуке достал четки и зашептал молитвы.
Он принял свое счастливое избавление так же кротко и спокойно, как принял бы смерть. Но тем не менее чуткий, любящий слух Маргариты уловил в конце каждой молитвы просьбу, обращенную к Le Bon Dieu, – спасти и сохранить нашего английского избавителя.
Лишь однажды Маргарита вернулась к тому ужасному, ставшему теперь прошлым времени.
Они гуляли с мужем по прекрасным аллеям ричмондского парка. Вечерело, и воздух был наполнен тяжелыми запахами влажной земли, поздних роз и отцветающей резеды. Вложив дрожащие пальцы в его руку и подняв полные слез глаза, она взглянула на него и прошептала:
– Перси, простил ли ты?
– Что, д’рагая?
– Тот страшный вечер в Булони… Условие этого исчадия ада… Чудовищное «или-или»… Все это из-за меня… Я виновата…
– Нет, моя дорогая. Это я должен благодарить тебя…
– Благодарить?.. Меня?..
– О, – вздохнул он. И она вдруг увидела в уже начинавшей сгущаться темноте, как напряжено его лицо и каким безумным огнем желания горит его взгляд. – Если бы не тот вечер в Булони, если бы не та ужасная альтернатива, поставленная передо мной этим дьяволом, я, быть может, никогда бы не понял, как много на самом деле ты значишь для меня.
И даже одно лишь воспоминание обо всех печалях, унижениях и беспокойствах той ночи совершенно исказило его черты; голос задрожал, а кулаки инстинктивно сжались. Но Маргарита положила ему на грудь руки и тихо спросила:
– А теперь?..
Он с блаженством заключил ее в объятия и серьезно ответил:
– Теперь я знаю.