Алый Пимпернель. Дьявол верхом

— Очевидно, мадам, — немного помолчав, заговорил сэр Перси, — к прошлому вернуться не так легко. Я уже признался вам, что у меня коротка память, но тем не менее мне помнится, что после смерти маркиза я просил вас дать объяснение этим досадным слухам. Если память мне вновь не изменяет, вы отказались объяснять что бы то ни было и заявили, что я обязан вам полностью доверять.

— Я хотела испытать вашу любовь ко мне, и она не выдержала испытания. Вы ведь говорили, что живете и дышите только ради меня.

— И чтобы доказать мою любовь, вы потребовали от меня поступиться честью, — сказал он, постепенно утрачивая бесстрастность и выходя из оцепенения, — безропотно и без единого вопроса принимать, подобно покорному рабу, каждое действие моей возлюбленной! Если бы вы произнесли хоть одно слово объяснения, я бы поверил ему без всяких сомнений! Но вы ограничились гордым признанием всех ужасающих фактов и вернулись в дом вашего брата, оставив меня на несколько недель в одиночестве, не знающего, чему верить, ибо святыня, которой я поклонялся, рассыпалась в прах у моих ног!

Маргерит теперь не приходилось жаловаться на холодность мужа; его голос дрожал от страсти, которую он пытался сдержать сверхчеловеческими усилиями.

— Во всем виновата моя безумная гордость, — печально промолвила Маргерит. — Я стала раскаиваться вскоре после того, как ушла. Но когда я вернулась, то нашла вас абсолютно изменившимся, носящим маску сонного равнодушия, которую вы никогда уже не снимали вплоть до этого момента.

Маргерит стояла совсем близко от мужа, ее волосы касались его щеки, наполненные слезами глаза сводили его с ума, мелодичный голос превращал кровь в пламя. Но он не должен поддаться волшебному очарованию этой женщины, которую он так горячо любил, и которая нанесла такой жестокий удар его чести и достоинству! Закрыв глаза, сэр Перси пытался отогнать от себя навязчивое видение этого прекрасного лица, снежно-белой шеи и изящной фигуры, освещенной розовеющей зарей.

— Нет, мадам, это не маска, — холодно ответил он. — Когда-то я поклялся, что моя жизнь принадлежит вам. В течение месяцев она служила вам игрушкой, и значит, выполнила свою роль.

Но теперь Маргерит знала, что холодность мужа — такая же маска. К ней вернулась мысль о постигшей ее беде, но теперь она чувствовала, что этот человек любит ее по-прежнему и должен помочь ей, сняв с ее плеч страшное бремя.

— Сэр Перси, — заговорила она, — видит Бог, вы изо всех сил постарались затруднить мне мою задачу. Только что вы упомянули о моем настроении. Что ж, можете называть это так! Я хотела поговорить с вами, потому что… потому что у меня неприятности, и мне нужно ваше сочувствие.

— Располагайте мной, мадам.

— Как вы холодны! — вздохнула Маргерит. — Честное слово, я едва могу поверить, что еще несколько месяцев назад одна моя слезинка была способна свести вас с ума. А теперь я пришла к вам с разбитым сердцем, и…

— Умоляю вас, мадам, — прервал ее сэр Перси почти столь же дрожащим голосом. — Чем я могу вам помочь?

— Перси, Арману грозит страшная опасность! Его письмо, пылкое и неосторожное, как и все, что он делает, адресованное сэру Эндрю Ффаулксу, попало в руки фанатика. Арман безнадежно скомпрометирован; возможно, завтра его арестуют и отправят на гильотину, если только не… О, это ужасно! — простонала Маргерит, вспоминая события прошедшей ночи. — Вы не понимаете… не можете понять… а мне не к кому обратиться за помощью и даже за сочувствием…

Теперь Маргерит уже не могла сдержать слезы. Тяжелая внутренняя борьба, страшная тревога за судьбу Армана дали себя знать. Пошатнувшись, она склонилась на балюстраду и горько зарыдала, закрыв лицо руками.

При упоминании имени Армана Сен-Жюста и грозящей ему опасности, лицо сэра Перси побледнело, а взгляд обрел твердую решительность. Молча он наблюдал за хрупкой фигуркой жены, сотрясавшейся от рыданий, пока его лицо не смягчилось, а в глазах не блеснуло нечто, похожее на слезы.

— Итак, — промолвил он с горькой иронией, — кровожадный пес революции начал кусать руки, вскормившие его… Осушите ваши слезы, мадам! Я никогда не мог вынести зрелище плачущей хорошенькой женщины, и…

При виде ее горя и беспомощности сэр Перси инстинктивно протянул к жене руки и в следующий момент уже держал бы ее в объятиях, готовый защищать ценой последней капли крови! Но гордость вновь одержала верх — могучим усилием воли он подавил свои желания и заговорил спокойно и мягко.

— Может быть, вы повернетесь ко мне, мадам, и сообщите, каким образом я могу удостоиться чести, оказав вам услугу?

Маргерит, сдержав рыдания, повернула к нему заплаканное лицо и снова протянула руку, которую сэр Перси поцеловал с прежней галантностью. Но теперь ее пальчики задержались на две секунды больше, чем этого требовала необходимость, в его заметно дрожащей горячей руке и под ледяными, как мрамор, губами.

— Можете ли вы помочь Арману? — просто спросила она. — Ведь у вас так много влияния и друзей при дворе…