Алый цвет памяти

Веков минувших строгий ритуал
Нас вопрошает, болью входя в кости,
Зачем же вы в объятья этих скал
Пожаловали, северные гости?
Вопрос этот естественностью прост
И чист, как взгляд невинного ребёнка.
А наш ответ?.. Он детство перерос
И заблудился в нравственных потёмках.
Как же начать достойней разговор?
Свести в дипломатическое русло
Иль перейти на митинговый ор,
Чтоб совесть от сомнений не огрузла?
Живущим тут, шиит он иль суннит,
Чужая воля – пуще лихоимства.
И вправе ли непрошеный визит
Ждать для себя от них гостеприимства?
Традиции не позволяют здесь
Корану стать прислугой иноверца,
И мы это должны были б прочесть
В чужих глазах незлобивостью сердца.
Но не прочли, усердствуя в своём, –
В почтенье к философии без Бога.
Мы, не просясь, входили в каждый дом
С моралью своей несколько убогой.
Афганистан – страна скалистых гор,
И пыльных, неуютных плоскогорий,
Ты закровил вдруг тысячами пор
Без намеренья стать, увы, покорней;
Ты принял, как обязанность, войну
В защиту своих гор, надежд и веры,
И не поставил смерть себе в вину
Тех, кто привёл в долины бэтээры.

Наваждение

Тот, кто страной бездарно правил,
Увы, болезненно не слёг,
В Форосе будучи, а Каин
Его там вздёрнул на силок.
Безбожник был наш вождь-повеса
И потому легко проник
В него лукавый шёпот бесов:
«Ты будешь вечен средь живых…
Да что там слава Герострата[5]

?Ты будешь властным и богатым,
Кумиром улиц и гульбы,
Завидным баловнем судьбы.
С рожденья все имеют мету
Исподней истины земной.
И ты несёшь это клеймо,
На что, конечно же, не сетуй.
Служенье чистым небесам,
В чём убедиться мог и сам,
Ничем житейским не прельщает,
И лишь извилины ума
Вдруг жалость сдуру посещает.
Ну, жалость ли, скажи, нужна
Тому, кто почести добудет
Без хлипких нежностей? Ведь люди
Довольно падки на обман,
А ты немножечко – шаман.