Алый цвет зари...

— Ну, будет тебе, будет! — поглаживая молодую женщину по красивым каштановым волосам, зашептал князь, едва сдерживаясь, чтобы самому не пустить слезу. — Что же ты так убиваешься?! Заранее меня оплакиваешь?! Все будет хорошо, я обязательно вернусь. Верь мне! Обязательно! Вернусь непременно, и мы вместе посмеемся над твоими страхами.

Он оторвал Лизу от груди. Ее красивое лицо покраснело от слез.

— Костя, любимый, тебе не следует туда ехать! Тебя убьют!

— Ну, успокойся, Лизок, перестань! Успокойся! Почему же так сразу и убьют! Я не дамся! Не доставлю этим французишкам и британцам такого удовольствия! В конце концов, не я один еду. Вон граф Лев Толстой уже полгода воюет, он тоже, как и я, артиллерист. И ничего, пишет письма, жив и здоров! Говорят, рассказы о крымских баталиях строчит.

— Ах, Костя, Костя, что мне до других! Ведь ты можешь погибнуть, ты! А мне без тебя тоже не жить!

— Ну, прошу тебя, перестань! Стыдно, право! Нельзя же так! — увещевал супругу князь, нежно целуя ее в заплаканное милое личико. Я — русский дворянин, офицер, я не могу прятаться за твоей юбкой, это позорно, наконец! Пойми! Я присягал на верность Государю и Отечеству!

— Ах, тебе нет дела до моих страданий, ты безразличен ко мне, ты меня вовсе не любишь! — пуще прежнего, как-то неожиданно визгливо, по-бабьи заголосила княгиня.

Константину было невыносимо тяжело, но вещи уже были уложены в карету, лучшие лошади запряжены и надо было уезжать. Собрав всю свою волю в кулак, он решительно произнес:

— Надо прощаться, любимая! Пора ехать! Давай-ка присядем на дорожку.

Он подвел Лизу к дивану, почти насильно усадил и прижал к себе. Маленькое тельце жены содрогалось от рыданий. Он крепко поцеловал ее в губы и встал. Тут, на удивление, Лиза перестала рыдать, подняла на него свои красивые карие, теперь покрасневшие глаза и трижды перекрестила. Потом прижалась к нему, а затем вдруг, чуть оттолкнув, прошептала:

— Все! Иди! С Богом! Иди!

Константин бросил на жену последний взгляд. На глаза ему отчего-то попалось золотое кольцо с рубином, который теперь немного потемнел. Сердце у князя больно сжалось от дурных предчувствий. Он отвернулся и шагнул к двери, быстро спустился на первый этаж, попрощался со слугами и вышел во двор. Вороной коренник нетерпеливо бил копытом.

Константин стоял рядом с чугунным орудием, он уже третий месяц со своей батареей отбивал бесчисленные атаки французов на пятый бастион. Сегодня на душе у него было особенно тревожно. Из писем он узнал о беременности жены и очень беспокоился за нее.

Стояло туманное влажное утро. Константину в голову упрямо лезли мрачные, безысходные мысли.

— Если меня нынче убьют, что будет с несчастной Лизой, с нашим еще не появившимся на свет ребенком?! — печально размышлял он. Князь решительно гнал от себя темные думы, но они снова и снова противными червями заползали в мозг и бередили душу.

Так бывало уже не раз, и вроде бы ничего страшного не происходило. Но сегодня Константин на бастионе вдруг как-то обреченно понял, что скоро умрет.

— Неужели убьют? Убьют — меня! И наш малыш родится уже сиротой?! Убьют?! Это запросто может случиться. Шальная пуля или бомба. И никто ничего не заметит! И ничего не изменится! Все также будет продолжаться война. Будут гибнуть сотни, тысячи людей! И жизнь будет продолжаться. И малыш наш будет расти. Только меня не будет! Меня! Да нет же, нет! Мне все это только кажется! И сегодня тоже все обойдется! Надо просто взять себя в руки!

И он прошелся вдоль орудий, отдавая приказы, стараясь приободрить солдат да, в сущности, и самого себя.

Небо по-прежнему было хмурым. Осенним. Предчувствующим дождь.

Французы, видимо, подтянув подкрепления, атаковали ложементы на пятом бастионе, который беспрестанно осыпали артиллерийскими бомбами. Русские орудия тоже не стояли без дела. Гремела настоящая канонада.

Князь все время был в движении, он перемещался по территории, занятой батареей. Константин уже привык на передовой без крайней надобности не рисковать, поэтому не вылезал на банкеты и не выглядывал в амбразуры, все время прислушиваясь к полету вражеских снарядов, чтобы в нужный момент упасть на землю или спрятаться за бруствер…

Бой разгорался все жарче. Орудия постоянно изрыгали огонь, и бомбы взрывались на позиции артиллеристов. Видимо, французы пристрелялись.

Ту самую, его бомбу, Константин не увидел, а почувствовал.

«Вот сейчас, сейчас! Сейчас она долетит до нас и рванет. Неминуемо! Неизбежно! Господи, спаси и сохрани!»

Сердце у него отчаянно закололо, он замер на месте, не успев отдать приказ, язык отказывался повиноваться ему. Его сковал настоящий, леденящий душу и разум ужас! Вот сейчас, сейчас, сейчас! Рванет! Вот!..

Взрыв был оглушительным, вспышка ослепила его. Предчувствие не обмануло капитана. Это была Смерть!

В последнее мгновение он ясно и отчетливо увидел свою Лизоньку, которая в немой мольбе тянула к нему руки, на безымянном пальце правой руки жены красовалось кольцо с ярко-красным, веселым рубином…

И все! И больше ничего! И никогда!

Глава сорок четвертая