Алый знак воина. Орел Девятого легиона

— И все же ты, верно, не так давно занимаешься своим ремеслом, хоть ты и с бородой. Похоже, что под бородой не так уж много лет.

— Но возможно, и не так мало, как кажется. — Марк любовно погладил бороду. Она сильно отросла за время их странствий по северу, но сразу было видно, что ее отпустили недавно. — А потом, я рано пошел по стопам своего отца. Кстати, говоря о ремесле, есть ли у кого в твоей деревне больные глаза?

Гверн потыкал ножом в мясо. Он явно на что–то решался и теперь поднял на Марка глаза, видимо решившись.

— Я живу сам по себе, со своей семьей, — сказал он. — И у нас не найдется для тебя больных глаз. Однако подожди, пока я кончу охотиться, и пойдем со мной. Побудьте моими гостями, а потом я выведу вас на дорогу к ближайшей деревне. Я хочу отплатить вам за место у вашего костра.

Марк на миг заколебался, но, повинуясь чутью, говорившему, что охотник не тот, за кого себя выдает, сказал:

— Нам все равно, в какую сторону идти. Мы охотно принимаем твое приглашение.

— На моей добыче оказалось больше мяса, чем я думал, — со смущенным видом неожиданно проговорил Гверн и встал, держа в руке нож.

Таким образом, все трое полакомились в добром согласии свежезажаренной олениной, и днем позже, когда Гверн закончил охоту, они тронулись в путь — Марк с Эской верхом, а охотник — ведя свою лошадь под уздцы, так как на спину ей была взвалена туша большого красного оленя. Собаки бежали впереди. И так они шли, с шуршанием, по мокрому от дождя папоротнику, по заросшему вереском уступу трехглавой горы, дальше на запад, опять отдав крепость из красного песчаника во владение диким тварям.

ГЛАВА 13 ПРОПАВШИЙ ЛЕГИОН.

Усадьба Гверна, как оказалось, представляла собой кучку невзрачных земляных хижин на унылой вересковой возвышенности.

Маленький мальчик, гнавший стадо коров от водопоя к ночному загону, отнесся к их появлению с интересом, но и с некоторым испугом. Видимо, он не привык к чужим, и пока они все вместе шли к дому, он украдкой бросал на чужаков любопытные взгляды, но всю дорогу старался (и не без успеха) держать между собой и опасностью огромного быка, управляя им с помощью шлепков и тычков.

— Вот мой дом, — произнес охотник Гверн, когда они остановились перед самой большой из хижин. — Он ваш, пока вам это будет угодно.

Гости спешились, мальчик с криками, бросая в мычащее стадо камушки, погнал его дальше, на скотный двор. Набросив поводья на столб, путешественники направились к хижине. Полуторагодовалая девчушка, всю одежду которой составлял ремешок на шее с коралловой бусиной — средство от дурного глаза, сидела перед входом и с увлечением играла тремя одуванчиками, костью и полосатым камушком. Одна из охотничьих собак дружелюбно лизнула ей личико, пробегая мимо, в темную пещеру хижины, девочка хотела схватить ее за хвост и опрокинулась на спину.

Дверной проем был так низок, что Марку пришлось согнуться чуть не вдвое, переступая через лежащую на земле девочку. Вслед за хозяином он шагнул круто вниз, в освещенный костром мрак. Дыхание у него перехватило от синего торфяного дыма, глаза заслезились, но он уже привык к этому. Навстречу им поднялась женщина, сидевшая до этого у очага.

— Мурна, я привел целителя больных глаз и его копьеносца, — сказал Гверн. — Окажи им гостеприимство, а я позабочусь об их лошадях и о плодах моей охоты.

— Гостям будут рады в нашем доме, — сказала женщина, — хотя, хвала Рогатому, больных глаз у нас нету.

— Удачи этому дому и женщинам этого дома, — учтиво отозвался Марк.

Эска последовал за хозяином, он привык сам ухаживать за лошадьми и не доверял их никому. Марк уселся на оленью шкуру, которую постелила ему женщина на груде вереска, заменявшей постель, и принялся разглядывать хозяйку, вернувшуюся тем временем к костру, где она что–то варила в бронзовом котле. Когда глаза его попривыкли к дыму, он пригляделся и при слабом свете, струящемся через узкий дверной проем и дыру для дыма в крыше, увидел, что женщина молода, много моложе Гверна, высокая, худощавая, со спокойным лицом. Туника на ней была из грубой красноватой шерсти, какие на юге носили лишь бедняки, но она явно не была бедной, вернее, муж ее не был бедняком — на руках у нее были браслеты, серебряные, медные и синего египетского стекла, а узел густых, цвета тусклого золота волос был заколот янтарными шпильками. Кроме того, она была счастливой обладательницей большого бронзового котла, а Марк достаточно долго прожил среди местного населения и знал, что бронзовый котел бывает главным предметом зависти соседей.