Алый знак воина. Орел Девятого легиона

— А… этого, — сказал с расстановкой Тэлори и оборвал фразу, не сводя внимательных глаз с маленькой застывшей фигурки, прижавшей к груди щенка. Видно было, что мальчик всеми силами старается не выдать волнения.

Подняв голову, Дрэм встретил испытующий взгляд темных узких глаз. Он напряженно ждал, и от этого напряжения закололо под ложечкой. Он слышал, как летний дождь стекает с крыши и как Уэнна, переворачивая ячменные лепешки в горячей золе, что–то тихонько напевает дочке. Щенок, которого Дрэм сильно сжал, протестующе заскулил. Дрэм почувствовал его живое теплое тельце и дыхание, как у всех щенят, слегка пахнущее чесноком. Скоро это теплое живое существо попадет в чужие руки и станет откликаться на чужой зов, и охотиться он отныне будет со своим хозяином, а хозяином этим будет не он, Дрэм, а какой–то чужой человек. Дождевые капли теперь падали на землю с громким стуком.

— Тебе так сильно его хочется? — спросил Тэлори.

Дрэм посмотрел на него серьезными, блестящими глазами и молча кивнул. Говорить он не мог.

— Тогда я, пожалуй, продам его тебе, но… возьму выкуп.

Дрэму показалось, что дождь застучал еще громче: кап–кап–кап — и удары маленьких звенящих стрел с темными наконечниками дробно разрывали тишину.

Выкуп? Но какой выкуп он может дать за щенка? Он ведь не Белу и у него нет тонкого полотна. '

Вглядываясь Б лицо Тэлори, он старался угадать смысл сказанных слов.

— А какой выкуп? — наконец выдавил он и не узнал собственного голоса.

Тэлори улыбнулся:

— Мне надоела последнее время баранина, да и оленье мясо тоже. Хорошо бы раздобыть птицу для котла. Это и будет твоя плата за щенка. Но только одно условие — убить ее копьем.

Дрэм нахмурил лоб в замешательстве. «Ведь Тэлори мог настрелять, если бы захотел, сколько угодно дикой птицы. И к тому же у него три сына охотника». И вдруг его осенило: он должен доказать свое умение владеть копьем. Это и будет истинной платой за щенка.

Скоро год, как он начал учиться метать копье и, надо сознаться, немало в этом преуспел. Неожиданно он широко улыбнулся, вскинув голову, как боевой конь. И тут же стих громкий звук дождя, скатывающегося по скосу крыши, и все стало на свои места.

— Я принесу тебе выкуп, Тэлори, — сказал он. — Завтра же принесу. Домашним он ни словом не обмолвился о своих планах: ему не хотелось

заранее никому ни о чем рассказывать. Спал он в ту ночь беспокойным сном, без конца просыпаясь, пока между балками, где был отогнут дерн, не высветился кусочек неба. Это был сигнал, означавший, что пора двигаться. Он откинул шкуру, служившую ему одеялом, и поднялся, стараясь не шуметь. Первым делом он проверил: на месте ли нож. Теперь ему предстояло на ощупь отыскать свое копье и извлечь его осторожно, так, чтобы оно не звякнуло о соседние. Достав копье, он со вздохом облегчения направился к двери. Старая Ки, спавшая около очага, подняла голову и внимательно следила за всеми его действиями. При этом она не издала ни звука, так как собаки привыкли к ночным уходам и возвращениям хозяев. Летом, к счастью, снаружи у входа не было лошадей, а не то они топотом и ржанием могли бы его выдать.

Вчерашний дождь кончился, и в ясном чистом воздухе пахло сырой свежевымытой землей.

Над Большой Меловой кричали кроншнепы. Крик их в это время года не стихал все ночи напролет, недолгие летние ночи. Было еще очень рано, и до рассвета он успевал не спеша дойти до места, выбранного им для охоты.

Оставив позади лоскутки обработанных полей, он направился к небольшому ручью, источник которого находился в глубокой ложбине под пастбищем. И вдруг ухо его уловило легкий топот ног, очень маленьких и проворных — кто–то бежал за ним по мягкому дерну. Он резко обернулся — тень рванулась вниз со склона, и он увидел перед собой Блай, задыхающуюся от быстрого бега.

Дрэм рассердился:

— Зачем ты за мной ходишь? Иди домой.

— Я видела, как ты встал, и… подумала, может, тебе нужна еда, если ты идешь на весь день на охоту.

Высокий звонкий голос Блай чем–то напоминал птичий и совсем не сочетался с ее хмурым узким личиком.

Еда? Он и забыл про нее. Еда была женской заботой.

— А что у тебя тут? — спросил он.

— Только ячменная лепешка. Все, что я смогла стащить потихоньку. Я боялась, что они проснутся. Но зато она большая.

— Сгодится, — сказал великодушно Дрэм и, прижав локтем копье, взял у Блай лепешку. — Иди теперь домой. И не говори никому, что я пошел на охоту.

— Никому не скажу, раз ты просишь.

Блай не уходила, нерешительно переминаясь с ноги на ногу:

— Дрэм, возьми меня с собой!..

— Тебя? Зачем? Какой от тебя толк? — В его голосе была жесткость.

— Я буду все–все для тебя делать. Я буду тебе вместо собаки.

Дрэм, который уже собирался двинуться, обернулся.

— Собаки? Мне сегодня ни к чему собака. — И потом вдруг, не удержавшись, добавил: — Скоро у меня, может, будет собственная собака, и я буду ходить с ней на охоту.

Он сделал несколько шагов, когда услыхал за спиной крик: «Вот погоди, погоди, придет мой отец!» Но крикнула это Блай скорее для себя, чем для Дрэма.