Жонглер и другой безымянный малый сразу исчезают. Я размышляю о том, что делать дальше и в чем бы проявить инициативу, но одновременно сочиняю фантастическую фугу, воображая, что стало бы с касбой, если бы в этом районе хозяйничали «Сыны Верцингеторикса». Мне представляется, что после того, как будут взорваны старые жилища — предпочтительно вместе с их обитателями, — мы увидим исполинское сооружение с подиумом и ареной для массовых митингов, увенчанное храмом памяти павших сынов Франции, а далее — проспект с псевдоклассическими колоннадами по сторонам, тянущийся вниз по склону холма. Долой арабский беспорядок! В строгих, четких контурах зданий будут гармонично сочетаться старые и новые традиции Европы.
Я лишь с трудом слышу, как Нунурс басит у меня за спиной:
— У нас есть для вас задание. Пойдете с Жаллу. Вы нам поможете. Будете делать все в точности, как он скажет. Помните, что я всегда где-то неподалеку, и не забывайте также, что вы мне не нравитесь, капитан Наркоман.
Глава пятнадцатая
Зачем я так беззастенчиво лгу? Как будто весь этот вздор диктует мне Кут Хуми — некий великий астральный дух. Думаю, Рауль не умер. Уверен, что Зора жива. Рано или поздно меня обязательно уличат во лжи. Пока мы осторожно выбираемся из касбы, мною овладевает страх: я боюсь, что у выхода из старого города мы случайно повстречаем Рауля с перевязанной головой или Зору в сопровождении ребенка и овчарки. Но это лишь минутная слабость. У меня нет времени на пессимизм — и на игру воображения. И то и другое — порождение буржуазно-индивидуалистического либерализма. Это плоды определенного исторического момента, всего лишь позы, предательски принимаемые в качестве реакции на тяготы промышленно развитого капитализма. Как сказано у Ленина, «мы можем (и должны) начинать строить социализм, причем не из фантастического материала, в основном созданного нашим воображением, а из материала, завещанного нам капитализмом».
— Куда мы идем?
— Нам нужен морфий, — говорит мне Жаллу.
— Что?
— А также кое-что еще. — Но больше ничего он рассказывать не намерен.
Мы выходим не через контрольно-пропускной пункт «Медея», а направляемся по улице Зуавов на запад, в сторону Баб-эль-Эда. У выхода сумку Жаллу подвергают досмотру, но ничего изобличающего там, разумеется, нет. Когда мы идем по Верденскому бульвару, Жаллу вновь делается словоохотливым. Он говорит, что мы направляемся в его больницу. На то время, что он готовится получить степень доктора, его зачислили в штат. Он пишет диссертацию по синестопатии, но дело продвигается туго.
Верденская клиника нервных заболеваний находится в двух шагах от большого мусульманского кладбища, за гражданской тюрьмой. Хотя здание больницы расположено недалеко от бульвара, за живописными рядами деревьев, оно похоже на тюрьму. И это не случайно, ибо, подобно тюрьме и казарме, больница является орудием социального контроля. У ворот больницы образовалась огромная очередь из утративших всякую надежду, отчаявшихся арабов — настолько отчаявшихся, что в очереди, по существу, никто не стоит. Некоторые, сбившись в кучки, заваривают чай на каменных плитах тротуара, а одна семья привела с собой козу. Жаллу достает из сумки белый халат и велит мне его надеть.
— Если кто-нибудь спросит, вы — майор Бофре из военно-санитарной службы, пришли утрясти некоторые вопросы, связанные с перечнем поставок. Все пройдет гладко.
И все-таки Жаллу, похоже, немного нервничает. Но все проходит гладко. Одетый в форму охранник у ворот пререкается со свирепой кабильской старухой, чьи неравномерно выкрашенные волосы и платье из разноцветных лоскутков делают ее похожей на знатную цыганку. Она бросается на охранника и, хотя кабильского языка я не знаю, наверняка призывает на его голову проклятия своих предков. Охранник кривит губы от отвращения.
— К доктору Фанону нельзя. У нас нет никакого доктора Фанона!
Жаллу показывает охраннику свой пропуск, и тот жестом разрешает нам пройти. Когда мы, войдя в больницу, шагаем по коридору, Жаллу начинает говорить вполголоса и торопливо:
— Ну вот, до обхода еще есть время. Могу показать вам больницу — увидите некоторых наших пациентов. Но сначала я хотел бы показать вам, как делается переливание крови.
И Жаллу показывает. Он приводит меня в нечто вроде чулана, куда, тщательно там прибравшись, понапихали тележки с наборами для переливания крови и прочую аппаратуру. Жаллу бешено тараторит, и перед глазами у меня возникают, тут же исчезая, трубки, иглы, пластиковые пакеты и антикоагулянт.
— Пожалуйста, будьте внимательны. Это важно.
И он показывает все сначала, только вдвое быстрее.
— Ну ладно, я уверен, что у вас получится, — говорит он наконец. — Лучше, чтобы нас здесь не застали. Я покажу вам одну или две палаты.