Амадора. Та, что любит...

– А как его звали? Ты сама-то знаешь? Или у тебя он не один был? Подумай и скажи! На кого из них я похожа?

– Замолчи! Имей же хоть каплю уважения ко мне! Я-то хорошо знаю, кто твой отец.

– Скажи хотя бы, как его зовут. Обмани, но скажи.

– Имя из четырех букв.

– Какое же?

– Джим.

– Джим?

– Он разбился на самолете. Тела не нашли. Он ангел. Вот и всё.

– А фамилия как?

– Фамилии не знаю.

– Как это не знаешь?

– Не то Джонс, не то Смит…

– Это просто смешно!

– Ну, не знаю. Тем рейсом летели Джим Смит и Джим Джонс.

Тут она разрыдалась и разговор наш кончился. Я не поверила ни единому ее слову и решила до всего докопаться сама.

– Анжела!

– Что, мама?

– Анжела… Я принесла цветов твоей бабушке. Сегодня годовщина ее смерти.

– А где ее могила?

– М-м-м… Вон там. Я тебе как-нибудь покажу. Да ты, наверное, и сама уже видела. Там два ангелочка по бокам, помнишь?

– Нет.

– Что ты здесь делаешь?

– У моей подруги Ро умер отец. Я и пришла на похороны.

– У Ро?

– Это моя одноклассница. Помнишь ее?

– Нет. Отчего он умер-то?

– От сердца.

– Молодой был?

– Нет. Сорок семь лет.

– Совсем еще молодой! Что же ты мне ничего не сказала?

– Не хотелось говорить об этом за столом.

Мы вернулись домой и больше ни словом не обмолвились о нашей случайной встрече на кладбище. Я держалась этой версии, пока не обнаружила красную папку. Из ангела мой отец превратился в американца. Хотя в каком-то смысле оставался ангелом – ведь его тела не нашли… American Angel. Я решила, что лицо у него – как у дядюшки Сэма.

Мать продолжала благоговейно посещать кладбище каждую среду. Я по-прежнему следила за ней, да так и не выяснила, на какую могилу она ходила. Однажды она все-таки отвела меня на бабушкину могилу, но оказалось, что это бабушка тети Риты…

Я бы никогда не поддержала этого движения, если бы меня не очаровал его лидер. Глаза у него сверкали, словно у Че Гевары… Он обладал таким красноречием и такой силой убеждения, что я примкнула к его движению, не очень-то разобравшись в его целях.

– Этот мир нужен живым! Мертвым он ни к чему…

Я затесалась в толпу протестующих и даже помогла распространять листовки.

Дело обстояло примерно так. Они предлагали префектуре ликвидировать все кладбища в черте города и возвести на их месте культурные центры. Останки всех умерших предлагалось перенести на новое, современное, образцовое кладбище. Дело безнадежное, что и говорить. Инициатива исходила от группы студентов-архитекторов и молодых художников.

Префект предложения не принял, и я отправилась вместе со всеми в ближайший бар.

Че был просто прелесть. Мне было совершенно ясно, что все его речи – несусветная чушь, однако ловила на лету каждое слово, каждый жест… Оно подошел, чтобы познакомиться с новой последовательницей.

– Вы пришли с кем-то из нашей группы?

– Нет, я одна.

– Вы за наше движение?

– Я вообще за движение.

– За любое?

– Я видела воодушевление.

– А знаете, чего мы добиваемся?

– Да. Вы хотите превратить кладбища в культурные центры. Только не добьетесь вы этого.

– Значит, вы не согласны?

– Кладбища мне нравятся – это же наша история.

– Я знаю. Но они занимают место, которым могли бы пользоваться живые…

– Не надо мне ничего объяснять.

– Вы считаете, что это все ерунда.

– Именно так я и считаю.

– Я объявлю о роспуске движения.

– И объявлять не надо – оно уже самоликвидировалось. Вы только взгляните на своих друзей…

Демонстранты распивали пиво, чокались, смеялись. Парочки целовались. Радость и веселье! На самом деле им всем, как и мне, хотелось лишь одного – движения. Никакого важного дела… А для меня самым важным делом было покорить черные глаза того, кто заварил всю эту кашу. Я развернула свои знамена, подняла крепкий кулак и встала на борьбу за Че Гевару.

– Значит, вам нравится движение вообще?

– Очень!

Из бара мы пошли на квартиру к Че. Туда подтянулось несколько руководителей движения. Они курили какую-то отраву и обсуждали фараонский проект какой-то многофункциональной мегастудии.

Лидер устроил мне аудиенцию в своем кабинете. Прядь волос ниспадала ему на правый глаз.

Мы поцеловались, и тут же его руки заскользили по всему моему телу. Он снял белую майку, под которой отчетливо вырисовывалось брюшко, и штаны, из-под которых появился вставший, напрягшийся член. Мы легли на кровать. Он помог мне снять брюки, блузку сняла я сама. Он попытался снять с меня лифчик, но расстегнуть застежку без моей помощи так и не сумел. Потом я сняла чулки, а он снял с меня трусики.

– А такое движение ты поддерживаешь?

– Целиком и полностью.

В половых движениях равных ему не было. Ни одна из моих эрогенных зон не осталась обойденной. Наши с ним движения радовали его больше, чем любое общественное движение, которое могло бы кардинально изменить жизнь всего населения планеты Земля. Я делала легкое движение бедрами и одновременно сокращала влагалищные мышцы, рисуя восьмерку или знак бесконечности… Его это сводило с ума. Это движение было достигнуто после множества демонстраций и реформ наших сексуальных позиций.