Амалия и генералиссимус

И только на другой день город приходит в себя, подсчитывая вчерашние доходы.

Так было всегда.

Но кто бы мог сказать еще два года назад, что мир свихнется, что Америка перестанет покупать одновременно и каучук, и олово с шахт. Сингапурская торговая палата считает, что цены сейчас совершенно точно достигли дна, сдержанно сообщает сегодняшняя «Малай мейл». А если палата ошибается, и это еще не дно? А ведь запасы каучука уже негде хранить, и даже так, как сейчас — с убытком — продать никто и ничего не может.

И кто мог представить, что губернатор всех Федерированных и Нефедерированных Малайских Штатов, и еще Стрейтс-Сеттлментс, человеке глазами, которые смеются и плачут одновременно, откроет в Сингапуре лагеря для этих несчастных, которые вчера еще были счастливыми хозяевами длинных рядов гевей с серыми стволами? Лагеря, где вместо бунгало в джунглях им полагалась солдатская кровать, к ней, в виде дополнения, общий для всех суп, иногда — какая-то работа. Для кого-то наскребались деньги на билет домой, в Англию, где дела, впрочем, куда хуже, чем здесь. Здесь хотя бы тепло.

Я виновато посмотрела на миску лапши (в соусе из кокосового молока, плюс немножко креветочной пасты), которую поедала стоя. Двадцать пять центов. Быть богатой сегодня неделикатно.

«Бедные ребята», — сказал в моей голове голос инспектора Робинса.

Итак, черепашьей скоростью через мост, в другой — британский центр, в ту часть города, что вытянулась между рекой и подножьем Правительственного холма. Слева направо: вокзал — полиция — дальше слоеные (красный и белый кирпич) аркады и «нео-сарацинские» колоннады административных зданий. Аркады и колоннады выходят на неизбежный зеленый паданг, где происходит все, от парадов до крикетных матчей. По другую его сторону, среди торжественных деревьев — крыши Селангор-клуба и темная черепица маленькой церкви Святой Мэри.

Итак, два центра, по одну и другую сторону реки. Но если проехать от паданга на север, по знакомой уже Бату-роуд, то она ведь тоже в своем роде центр города, по счету третий, с заметным индийско-малайским оттенком.

Но и это не все. Рек, напомню, здесь две, и сзади аркад и колоннад, там, где реки сливаются — мыс, похожий на нос корабля. И на нем низкие купола и колоннады и купола мохаммеданского храма среди высоких пальм. Это ведь тоже как бы центр города, только для самой особой его части — для малайцев, улыбчивых сыновей и дочерей этой земли. Или — сердце его, священная для них земля.

Какое же странное и грустное у этого храма название: Джамек масджид. Мне все кажется, что тут робко спрятано французское «жамэ» — «никогда».

Наконец, вот она, Бату-роуд, двор «Сайкл энд кэрридж». Доехала, ни разу не упав. А дальше — полчаса рычания мотора, брызжущих струй бежевого песка, подбадривающих криков Лима: «вот на что он способен» и «вы это можете».

И звучащий среди сонных домов, заборов и повозок дикий хриплый хохот — тут вспоминаются вороны на моем пляже в Пенанге. Как ни странно, хохот — мой.

По завершении процедуры я с содроганием представила, что теперь надо ехать домой, на Ампанг, по жаре. Нет, нет, я зайду в «Колизеум», позвоню домой и скажу А-Нин, что ужинаю дома, пусть итальянец Чунг приготовит что-то скромное — одно маленькое блюдо из рыбы, другое из овощей, третье из свинины, не более того.

А потом я зайду к Магде и Тони. Да, да, зайду и начну все сначала. Заставлю этого человека слушать. Потому что везде ползут часовые стрелки — на башне, возвышающейся над падангом и всем

3 Амалия и генералиссимус городом, на моей небольшой золотой «Омеге» на запястье…

И когда я вошла в широко распахнутые двери «Колизеума», то и там первым делом посмотрела на часы, висевшие над стойкой портье, под нависающей над ней галереей — полдень.

Тут отдаленно грохнула пушка, от здания полиции на Блафф-роуд: вот теперь уже точно полдень.

Войдя, я поняла, что сегодня в городе такой день, когда пустынно и прохладно не бывает нигде. Не все плантаторы ушли в Селангор-клуб. Столики в здешнем баре были заняты до единого, и новоприбывшие в хаки никоим образом не собирались уступать место подозрительной евразийке, которой они даже не были представлены. Это ведь был их день. (Удивительная шушера собирается теперь в старом, добром «Колизеуме», ну и нос у этой дамы, не правда ли, Сирил? Верно, дружище, все не как в добрые старые дни, мир идет наперекосяк, и очень быстро.)

Мое спасение было у меня буквально под носом, в лице инспектора Робинса. Не в белом, но кремовом фланелевом костюме, окруженный группой плантаторов, он был занят любимым делом: воспитывал Джереми.

— Есть только два способа добыть крокодила, если уж он вам так понадобился, Джереми: пристрелить на отмели, когда он спит, или поймать его на леску с приманкой. Желательно — на курицу, целую, он очень это любит.