Амалия и мы

Остров! Веселые дела! Вот почему никто меня не остановил, иди, деточка, куда хочешь, далеко не уйдешь. Почему-то я первым делом считать стала: по берегу я быстро шла, почти бежала, торопилась смыться. Скорость моя была пять-шесть километров в час, значит, окружность острова те же шесть километров. А диаметр – полтора-два километра. И что мне эти знания дают? Ничегошеньки. Надо возвращаться, хватать обитателей за подолы, требовать ответов. На какой вопрос? На главный! Что я тут делаю?

Но ответов я никаких не получила. Ни в тот день, ни на следующий. Нет, они вовсе не глухонемые, эти тетки, что шерохались по дому, кто с пылесосом, кто со стопками то ли простыней, то ли скатертей. Между собой они разговаривали тихонечко, слов не разобрать, но стоило мне подойти, замолкали и расходились в стороны. От моих вопросов отделывались улыбками и кивками. Чисто, китайские болванчики. Получила я прекрасный ужин, опять же на колесном блестящем катафалке, и пару книг, Чехова и Мериме. Побродила по дому, почти все комнаты были открыты, запертых я нашла три или четыре. Обстановочка – самый шик, на стенах пейзажи или натюрморты, мебель, ну видно, что не наша, не отечественная, у нас такой тогда не делали. Да и сейчас-то, пожалуй, не делают. Правда, ни радио, ни магнитофона какого-нибудь, ни телевизора я не нашла, так что пришлось возвращаться в свой номер и думать. Ну не Чехова же читать?!

Я пришла к выводу, что мое заточение на этом райском острове – дело рук этого самого улыбчивого хищника Петера Куолема. Больше некому. Его самого и его термос с кофе, с кофе ли (?) я помню последним. Запер меня тут и смылся. Ломать голову над вопросом «зачем» я не стала. Во многом знании много печали. Лучше попытаться отсюда свалить. Тетки и садовник как-то сюда попали. Причал есть. Вывод: будет и корабль. Дождусь.

Сбежала я на третий день. Да, сбежала. И поверьте, у меня получилось. Вот только…

Следующий день между завтраком, обедом и ужином я болталась по острову. Весь его облазала. Ничего особенного не нашла. Ни заборов, ни ворот, ни гаража. Зачем ограда, если вокруг вода? Возле дома – хозпостройки, солидные, сараями не назовешь. Дальше лес – тропинки, сосны, папоротник, черника. Я на ужин специально опоздала, до темноты на берегу просидела. Будут меня искать или нет? Никто не искал, не ходил за мной, только остыло все зря.

На третий день, отобедав ухой и куриными котлетками, я засела в черничнике неподалеку от причала. И корабль пришел. Да-да-да, океанский лайнер. Шучу. Пришлепал неказистый такой катерок, к нему садовник выехал на машинке смешной: кабинка маленькая, на одного, сзади кузов открытый. С катера дядька вылез в куртке и вязаной шапке. Лето, а он в шапке. Они с садовником переговорили, не по-русски. Прибалты что ли, думаю, горячие эстонские парни? В кузов ящиков наставили и к дому покатили. Вернее, садовник покатил, а этот, шкипер или капитан, сзади пешочком пошел.

Ну, думаю вот он, шанс. Они ж меня не видели, я в ложбинке затаилась. И я так на полусогнутых, к земле пригнувшись, к катерочку зарысила. Влезла, туда-сюда жалом поводила: негде спрятаться. Потом на корме брезент какой-то приподняла, под ним ящик, незапертый, внутри – парочка спасательных жилетов. Места немного, но, если жилеты выкинуть, я втиснусь. Жилеты я в ложбинку отнесла, затолкала в папоротники, вроде не торчат, не светятся своими апельсиновыми дольками. Знаете, влезть в ящик, да сверху брезентом закрыться, как было, не так уж просто, эквилибристика настоящая. Лежу, калачиком свернувшись, слушаю, как вода о борт: «Блямс-блямс». Время остановилось, только этот плеск, а больше ничего в мире нет.

Потом: «Др-р-рын», – движок завелся. Поехали! Никто меня не хватился. Никто не бегал по острову, заполошно крича: «Где она? Ищи ее! Хватай!» Может им вообще на меня наплевать?

Шлепали через озеро долго, у меня все тело одеревенело. Да и подзамерзла здорово, я же как была в свитерке летнем, рукавчики до локтя, брючки тоненькие и босоножки – два ремешка. Теперь поняла, чего дядька-то в шапке. Мне б такую сейчас и носки бы еще в придачу шерстяные. Чтоб прямо на босоножки. Наконец, мотор выключился, катер бортом мягко бухнулся во что-то – причалили. Слышу, опять кто-то с кем-то разговаривает, и опять не по-русски. Значит, я не под Ленинградом. В Эстонии или в Латвии. Пошуршали, поговорили, и тишина, видать ушли все. Можно вылезать. Крышку откинула, кое-как на онемевших ногах встала – опа!