Амалия и Золотой век

— А как бы не так. Не думаю, чтобы его собратья-китайцы оставили его без работы после успешно выполненного задания. Он, возможно, решил поинтересоваться — а кто это дает такие объявления в газетах, не его ли ищут. И не знаю, что со мной бы было, если бы Джефри и его здешние собратья не выяснили, что я работаю на пару с главным бандитом Содружества. Это, как минимум, отговорило их от поспешности.

— Итак, не японцы, а китайцы. Китайская операция.

— Ты слышал о «синих рубашках», Элистер?

— Ах, вот что. Вторая спецслужба генералиссимуса Чан Кайши. Неофициальная. Для особых акций.

— Конечно. И наши с тобой большие друзья. Или друзья наших друзей из всяких просветительских обществ в Малайе. Понимаешь, с самого начала история выглядела странной. Зачем копировали? Я думала, что дело в самих документах, — но они никак не тянули на что-то секретное. А дело-то было исключительно в том, чтобы передать через англичан…

— Через генерала Стептоу, я его знаю. У парня незабываемая походка. И фамилия, точно соответствующая походке.

— Да-да. Чтобы не китайцы, а кто угодно другой передал эти фотостаты в Шанхае в руки Макартуру. Который относится к угрозе со стороны Японии так, как и положено нормальному информированному человеку: ясно же, что японцев Филиппины никак не волнуют. А тут на его переснятых документах — еще и пометки японской азбукой, что в Шанхае было кому сделать, без сомнения. Вот и еще один американец, который запомнит, что японцы интересуются обороной его любимых Филиппин. И кто бы мог подумать, что у него была больна мама, из-за которой ему было не до чего-либо. И операция почти сорвалась. Если бы англичане не призвали меня. Как всегда это делают, когда проваливаются.

— И мы никак не можем винить китайцев в этой их маленькой диверсии. Японцы вот-вот бедняг проглотят совсем, а при американском нейтралитете и еще британском бессилии… Что им еще остается, как не звать кого угодно на помощь и не придумывать для этого такие вот истории?

— А ведь тот китаец, к которому Джефри меня привел, видимо — главный здешний синерубашечник, в общем-то все объяснил яснее ясного. Он сказал тогда — Китай страдает. Над ним нависла новая опасность. И трудно с ним спорить, знаешь ли. Так что мы с Джефри в итоге поняли друг друга. И я не буду рисковать, отдавая эту информацию просто так американцам, от которых она немедленно утечет, и к нам в дом в Пенанге придут наши китайские соседи и с укором на нас посмотрят, мягко говоря. Эшенден это тоже знает. Кстати, я даже выучила фамилию этого Джефри. Она настолько проста, что как-то не задерживалась у меня в голове.

— И что у него за фамилия?

— Чэнь. Джефри Чэнь. Если, конечно, это и вправду его фамилия.

Элистер, поправив подушку, задумчиво вертит в пальцах мой подарок — футляр для очков. Очки входят в него отлично. И они очень Элистеру идут, с его благородным удлиненным лицом и выпяченным подбородком.

— Это крокодил, — гордо говорю я. — Или был крокодил. Лучший футляр во всем городе.

— Жаль крокодильчика. Но я, знаешь ли, смущен портсигаром, — замечает он. — Слишком хорош. И что-то мне подсказывает, что за ним есть какая-то история.

— Ты знаешь эту историю! И никогда не оставляй меня одну так долго и с такими, как этот Верт! Я чуть не умерла, держа себя в руках.

— А почему не поддалась соблазну?

— О, ну это было просто невозможно. Не те чулки. Страх сказать глупость. С тобой, заметь, ничего подобного в похожей ситуации не было, вообще ни одной мысли… Да, так ты расскажешь мне, кто он такой, этот Верт?

— Обязательно… стоп, но давай доведем разговор до конца. То есть это что — ползучий Накамура вообще не имел никакого отношения к фотостатам? А зачем он тут охотился по ночам за соотечественниками?

— Я не знаю!

— Что — такое с тобой бывает? Даже сейчас не знаешь?

— Ну хорошо. Может, он что-то расскажет на допросе. Но и правда ведь не знаю! Вообще-то, Элистер, выяснила я много, хотя по большей части это сделал Верт. Фукумото действительно готовил здесь, перед вступлением в ожидавшуюся должность, доклад насчет новой политики Японии на Филиппинах. Относительно, как мы видим, мирной. А вот адмирал Идэ, он же генро — советник императора…

— А что он тут делал на самом деле?

— Сказать тебе, кто была та не очень молодая женщина, к которой он постоянно ходил по вечерам? Его дочь. Она тут знаменитость. Возглавляет уже сколько лет движение женских моральных реформ, которое почти искоренило здесь японскую проституцию. Отец приезжал к ней и раньше, это даже особым секретом не было.

— А как ты вообще положила глаз на Накамуру?