Разговор происходил в середине октября. Оба дуэлянта к тому времени почти полностью оправились. Они по-прежнему находились в одном доме, только Амалия тщательно следила за тем, чтобы их пути не пересекались. Она боялась, что импульсивный Орест может не выдержать и снова бросит Полонскому какое-нибудь оскорбление, после которого все начнется сначала. Даже мысль о такой возможности была Амалии ненавистна.
– Послушай, – обиженно сказала Муся, – но это странно!
– Что тут странного, Муся? – пылко возразила Амалия. – Граф чуть не убил Ореста!
– Между прочим, Орест тоже чуть его не убил, – заметила здравомыслящая барышня Орлова. – Ты разве не видишь, что так дольше продолжаться не может? Рано или поздно они все равно увидятся. Так лучше, если сейчас, когда мы можем заставить их помириться.
– Они не помирятся, – отрезала Амалия.
– Это ты так считаешь, – не менее упрямо сказала Муся. – Но попробовать-то все равно стоит.
– Хорошо, – сдалась Амалия. – Но ты должна взять с Эжена клятву, что он больше не будет искать ссоры с Орестом.
– Я тоже об этом подумала, – заявила Муся. – А ты возьмешь такую же клятву со своего жениха. Идет?
– Идет, – вздохнула Амалия.
Однако встреча прошла гораздо спокойнее, чем она ожидала. Полонский лишь криво улыбнулся и протянул руку Рокотову. Орест, на чьей щеке остался небольшой рубец от шпаги противника, пожал протянутую ему ладонь. В неярком осеннем свете лица обоих дуэлянтов казались измученными и бледными.
– Мне очень жаль, что все получилось… так, – сказал Евгений, покосившись на Амалию.
– Мне тоже, – спокойно ответил Орест.
– Ну вот, – засуетилась Муся, – наконец-то! А теперь за стол, за стол, за стол!
После обеда Полонский, улучив минутку, подошел к Амалии.
– Амалия Константиновна, – после паузы начал он. – Я знаю, вы не хотите меня слушать… Вы никогда не заходили ко мне, когда я лежал раненый, и я хорошо сознаю, насколько я вам неприятен. Но… – Он запнулся. – Мне бы хотелось попросить у вас прощения. За все.
Амалия недоверчиво поглядела на него. Однако Полонский, казалось, говорил совершенно искренне, и это тронуло ее.
– Хорошо, – медленно сказала она. – Я прощаю вас.
Евгений нервно пошевелил пальцами.
– Я сам не понимаю, что на меня тогда нашло… – Он жалко улыбнулся. – Наверное, именно это люди называют ревностью.
Он постоял немного возле нее и отошел. Но Амалии не понравился настороженный взгляд, который он бросил на Ореста, в другом углу гостиной беседующего с Иваном Петровичем.
«Нет… – решила она про себя. – Все это может очень плохо кончиться. Надо как можно скорее уезжать отсюда».
И на следующее утро принялась укладывать свои вещи. В окно она видела, как Орест в распахнутой шинели гулял по дорожкам. Молчаливый сенбернар Булька всюду следовал за ним, изредка тычась носом ему в ладонь, чтобы показать свою преданность. Вошла Даша, протянула Амалии письмо.
– Из Москвы… От матушки.
Амалия села на кровать и, хмурясь, прочитала послание от начала до конца.
– Все то же самое, – пожав плечами, сказала она горничной. – Какие-то странные намеки, настаивает, чтобы я как можно быстрее возвращалась, потому что такой случай выпадает только раз в жизни… Какой случай? Что маман имеет в виду? И почему нельзя написать все понятным языком?
– Может, она приглядела вам свадебное платье и боится, что его уведут? – предположила Даша с замиранием сердца.
– Все может быть, – согласилась Амалия. – Но она уже не первый раз требует, чтобы я немедленно возвращалась. – Она поглядела на Дашу. – А как Федор Иванович? Ничего тебе не пишет?
Горничная залилась краской.
– Нет, Амалия Константиновна, – пролепетала она.
– Саша мне тоже не пишет, – заметила Амалия. – Он теперь в Москве большой чин после этого дела… Ступай, Даша, я сама управлюсь.
Горничная ушла, а Амалия выдвинула нижний ящик комода, где хранились шпильки, заколки и прочие дамские мелочи. Ящик шел с трудом и наконец застрял. Амалия подумала, что, верно, какая-нибудь шпилька зацепилась за стенку комода и мешает двигать ящик. Она встала на колени и засунула внутрь руку, чтобы вытащить вредную шпильку. Однако помехой оказалась вовсе не шпилька, а пачка каких-то мятых бумаг, выпавшая, вероятно, из верхнего ящика. Амалия недоуменно покрутила ее в руках. Это были письма без конвертов, небрежно перевязанные тесемкой. Амалия пожала плечами и хотела уже куда-нибудь засунуть всю пачку, когда в глаза ей бросилась подпись на одном из писем: Евгений Полонский.