Амалия под ударом

Амалия почувствовала глухое раздражение. Интересно, почему нас выводит из себя, когда кто-то открыто разделяет наше отрицательное отношение к своим близким?

– Это совсем не то, что вы думаете, – сердито сказала она. – Никто даже предположить не мог, что мой отец так серьезно болен. Все были уверены в его выздоровлении. Так что ничего особенного в моем поступке нет.

– Извините, – спокойно сказал Орест. – Я не знал.

Амалия посмотрела в его зеленоватые глаза и почувствовала, что теряется. Молодые люди молча продолжили свой путь и вскоре были уже в беседке, окруженной живописными рябинами. С первого взгляда Амалия поняла, что портрет не задался. Художник хмуро покусывал кончик кисти, а Муся выглядела уставшей.

– А, вот и вы! – обрадовалась она, завидев вошедших, и поднялась со скамьи. – На сегодня все! – капризно сказала она художнику. – Продолжим завтра.

– Как вам будет угодно, – равнодушно отозвался тот.

Орест, вздернув брови, поглядел на проступающие на холсте контуры.

– По-моему, это не кузина Мари, – сказал он весело, – а какая-то надутая камбала.

– Вы так хорошо разбираетесь в искусстве? – спросил Митрофанов, воинственно выставив бородку.

– Нет, только в камбалах, – насмешливо ответил Орест.

– Кузен, перестань! – сердито вмешалась Муся. – Павел Семенович работал только одно утро, странно было бы ожидать, что он сразу со всем управится!

– В самом деле? – Орест дерзко улыбнулся. – Берусь сделать портрет панны Амалии за… – он помедлил, – пять минут.

– У тебя ничего не выйдет, – фыркнула Муся. – Хвастунишка!

– А вот посмотрим, – ответил Орест, блестя глазами. Он обернулся и увидел возле окна растрепанный альбом. – Ваш? – спросил он у Митрофанова.

Павел Семенович утвердительно кивнул.

– Разрешите листок… и карандаш.

– Орест, – начала Амалия, – я не уверена, что…

– Всего пять минут, Амалия Константиновна! Сядьте на место Муси, пожалуйста… Мари, возьми у нее зонтик! Теперь не шевелитесь.

Муся за спиной Ореста скорчила зверскую рожу. Амалия прыснула.

– Я все вижу, кузина, – заметил Орест, быстро выводя карандашом по бумаге.

В ответ Муся изобразила еще более чудовищную гримасу. Амалия изо всех сил кусала губы, стараясь сдержаться, но в конце концов не выдержала и залилась хохотом.

– Вот и все, – внезапно объявил Орест.

– Дайте, дайте мне взглянуть! – в нетерпении вскричала Муся.

Подошел и художник. Попыхивая трубкой, он внимательно вгляделся в сделанный Рокотовым рисунок.

– Ну что ж… – сказал он отрывисто, и в голосе его Амалии почудилось нечто похожее на внезапное уважение. – У вас есть талант… да… Линия уверенная, только вот здесь… я бы подправил… Очень хорошо… А красками вы пробовали работать?

– Ему нет в этом нужды, – сказала Муся с обидой, протягивая листок Амалии, – он не художник, он аристократ…

И внезапно она сорвалась с места и бросилась прочь. Плечи ее вздрагивали.

– Муся, Муся! – крикнула ей вслед Амалия. – Да что с тобой? Чудачка, право!

Она пожала плечами и бросила взгляд на листок с косо оторванным краем. Оттуда на нее смотрел ее двойник. Конечно, это был очень хороший рисунок, но она все же не могла понять, что так расстроило Мусю.

– Это я виноват, – сокрушенно промолвил Орест. – Она все время просила меня, чтобы я ее нарисовал, а мне было недосуг. Вот она и обиделась.

– Ничего, – мягко сказала Амалия. – Пойдемте помиримся с ней. Я ужасно не люблю, когда она на меня дуется… Вы останетесь обедать, Павел Семенович? Оставайтесь! А картину можете пока оставить здесь, никто ее не тронет.

Кузнечики стрекотали, как оглашенные, когда Амалия, князь и художник шли через сад.

* * *

Солнце клонилось к закату. Гадюка дремала у канавы, с комфортом разложив свое длинное тело среди прошлогодних палых листьев. Когда она заметила надвигающуюся на нее стремительную тень, было уже слишком поздно.

Схваченная за глотку, змея яростно извивалась, но рука держала ее так, что ядовитая тварь не могла ни вырваться, ни укусить своего врага. Змея шипела и билась, высунув раздвоенный язык, но все было напрасно: человек не собирался ее отпускать.

– Ути какая, – мечтательно проговорил он. – Ну что ж, голубушка, тебя-то мне как раз и надо…

И столько змеиной вкрадчивости было в его тоне, что гадюка мигом признала в нем своего и перестала сопротивляться.

Глава 12