Амальтея (сборник)

Самым тщательным образом изучил Лобастый скалу — жилище Пришельцев. Он быстро понял, что это именно жилище. Но многого понять так и не смог: долго смотрел на шары и кубики, разбросанные по песчаной площадке, поражался их совершенной форме. Удивляли его и другие странные камни, а один заинтересовал больше других. На его плоской и гладкой поверхности странным образом помещался один из обитателей леса. Бестелесный, многократно уменьшенный зверек смотрел на него бусинками неподвижных глаз. Вроде его и нет, а тем не менее вот он, под носом… Лобастый осторожно потрогал зверька, попробовал сдвинуть его в сторону. В звенящей тишине оглушительно зашуршало. Лобастый отпрянул от камня, не сводя с него глаз. А там был теперь Другой обитатель леса, на которого так любили охотиться его собратья. И Лобастый, не обращая внимания на шум, опять сдвинул зверька. Рассмотрев очередное изображение, он уже смелее толкнул его в сторону, освобождая место новому.

Забыв обо всем, завороженно изучал Лобастый открывающиеся перед ним картинки из загадочного и одновременно знакомого мира. На многих изображены сами Пришельцы. И в их руках словно оживали предметы, которые только что Лобастый видел вокруг жилища. В голове у Лобастого возникал более понятный, а поэтому менее страшный образ Пришельцев.

Лобастый не заметил, как наступил рассвет…

Он был убит на месте. Мужчина с дымящимся ружьем в руках подошел к молодому волку, уронившему странно большелобую голову на детскую книжку с картинками. Кровь из простреленной головы залила страницы. К мужчине бежала маленькая девочка, звонко крича:

— Папа! Папа! — Подбежав, она долго смотрела на волка, потом повернулась к отцу. Глаза ее заполняли слезы:

— Папа, зачем ты его убил? Он читал мою книжку…

Отец удивленно посмотрел на девочку, постоял, о чем-то раздумывая, потом опустился на колени перед убитым. Но в тускнеющих глаза уже ничего не увидел…

Владимир Клименко КОНЕЦ КАРМАННОГО ОРАКУЛА

— Не смей лазить в гнездо! — испуганно кричала Мария Николаевна мужу.

— Еще чего выдумала, не смей, — одышливо огрызался тот, волоча расшатанную приставную лестницу к старой березе. — Еще как посмею! Воровка!

Последнее слово относилось уже не к Марии Николаевне. Чуть выше гнезда, похожего на лохматую кавказскую папаху, нервно стрекотала гладкая черно-белая сорока. Она возбужденно подпрыгивала на ветке и с ненавистью смотрела на Петра Егоровича, пытающегося поустойчивее прислонить длиннющую лестницу к стволу.

— Я тебе покажу, как чужие вещи таскать! — пыхтел почтенный муж, при каждом шаге наверх задевая объемистым животом за очередную перекладину. — Разорю все к чертовой матери!

Сорока стала сущим наказанием. Поселилась она на дачном участке, видимо, еще зимой и в марте радостным стрекотом встретила первых приезжающих. Свои преступные наклонности проявила сразу же, перетаскав у задумавшего весенний ремонт Петра Егоровича половину новеньких гвоздей из ящика с инструментами. Затем начались кражи похуже.

И вот сегодня, когда в ожидании гостей Мария Николаевна решила замесить тесто для вареников с клубникой и, сняв обручальное кольцо, чтобы не мешало, положила его на подоконник, сорока снова оказалась тут как тут. Ликующе треща крыльями, она взмыла над домом, не обращая внимания на причитания Хозяйки, повертелась, красуясь, на коньке крыши, дабы бегающие внизу недотепы смогли полнее осознать горечь потери, а потом преспокойно перелетела в свое воровское гнездо, и долгое время из него торчал лишь ее хвост. Очевидно, она старалась понадежнее припрятать новое приобретение.

Вот тут терпение у Петра Егоровича лопнуло окончательно. Он потрусил к сараю за лестницей, а следом за ним, пытаясь отговорить мужа от опрометчивого шага, засеменила и Мария Николаевна, машинально на бегу вытирая мучные руки о полосатый фартук.

Сейчас она стояла у березы и умоляла Петра Егоровича быть поосторожнее. Как это часто бывает у супругов, проживших вместе немало лет, была она похожа на мужа не только комплекцией, но и чертами лица.

— Петя! — робко, но настойчиво предостерегала она, обняв основание лестницы, как некогда обнимали ноги коня провожающие на войну мужей казачки. — Петечка!

Петя, не отвечая, сопел наверху. Он стоял на самой последней перекладине. Обхватив одной рукой ствол березы, другой — пытался нашарить в гнезде злополучное кольцо. На лысину ему сыпался мусор, золотистые конфетные фантики и мелкие гвозди.

Нащупав наконец среди скопившегося за несколько месяцев хлама тонкий ободок кольца и еще что-то круглое и гладкое, он резко дернул рукой, отчего в гнезде образовалась дыра и сквозь нее на землю ручейком потекли различные предметы. Петр Егорович, сжимая в кулаке отвоеванное кольцо, пересчитал животом в обратном порядке все поперечины и очутился в объятиях Марии Николаевны.