Амальтея (сборник)

После этого дня сомнений насчет шарика у Петра Егоровича не оставалось. Точно, говорящий. И даже иногда правду. Последнее предсказание насчет телевизора позволяло все же сомневаться в том, что прогноз на то или иное событие бывал верным, но в основном шарик не врал. Теперь, когда Петр Егорович уверился, что по случайному капризу судьбы стал обладателем редкого сокровища, он перестал мучиться раздумьями о собственном неблагополучном здоровье, а занялся составлением обширной программы вопросов, ответы на которые могли бы принести ему ощутимую пользу. Мучило, правда, то, что шарику не всегда можно полностью верить, но это, размышлял Петр Егорович, в принципе не так уж важно. Главное, сделать вовремя поправку плюс-минус, а остальное — дело техники.

Не давало покоя и еще одно обстоятельство, откуда такой говорящий шарик мог вообще взяться в нашем реальном мире, отучившемся верить в чудеса. Но здесь ни к какому разумному выводу Петр Егорович так и не пришел, и на время закрыл для себя этот вопрос, как бесперспективный.

Теперь Петр Егорович не торопился. То, о чем он собирался спросить, требовало правильного расчета, так как предсказывающий будущее шарик все же не волшебная палочка. Он не достанет по мановению руки престижную машину “ГАЗ-32”, не выдаст крупную сумму на мелкие расходы, но при верном подходе к делу из предсказаний можно будет извлечь немалую пользу.

Каждый вечер, а иногда и утром, перед уходом на работу, Петр Егорович проверял теперь, на месте ли его карманный оракул. Таскать шарик с собой Петр Егорович не решался из-за боязни его потерять. Стал он почему-то подозрителен и суеверен, на жену, не понимающую внезапной перемены в поведении мужа, поглядывал с недоверием.

Мария Николаевна болезненно воспринимала его постоянную теперь раздражительность и потихоньку бегала к соседям (Аверьяну Михайловичу и его супруге) жаловаться на Петра Егоровича, отчего настроение последнего отнюдь не улучшалось.

Аверьян Михайлович воспринял перемену в Петре Егоровиче чисто по-мужски.

— Петр, — начал он как-то на работе, когда никого из сослуживцев рядом не было, — ты только не подумай чего, я тебя понимаю. Но вот посмотри на меня, я тоже когда-то думал так же. Даже женился на ней, молодой… Да… А теперь видишь тут, — он провел руками по ввалившемуся животу, — и тут, — он указал на мешки по, глазами. — Ночами ведь не сплю, все думаю, чем ей еще угодить. Измучился весь и все боюсь, что вдруг она к другому уйдет. А Мария Николаевна у тебя женщина хорошая, всю жизнь, считай, вы с ней душа в душу прожили. Одумайся, Петр.

— А, черт! — ткнул пальцем мимо калькулятора Петр Егорович, не ожидавший, что его поведение и жен; и сослуживцы расценят именно таким образом. — Провалитесь вы все пропадом!

Он выскочил из-за полированного стола и побежал в медпункт просить валидол. До этого на сердце он никогда не жаловался.

Через два дня институт провожал Аверьяна Михайловича на пенсию. Говорили много и хорошо, а Долгов стеснялся, как десятиклассница, получающая аттестат. И под конец под дружные аплодисменты в зал втащили цветной телевизор, здоровый, как несгораемый шкаф, и поставили у ног юбиляра. Подарок был полной неожиданностью и для Аверьяна Михайловича, и для сотрудников его отдела. Но руководство института рассудило иначе. Тридцать лет бессменной работы, прекрасные деловые качества и все, что полагается вспоминать в подобных случаях, позволили выделить некоторую немалую сумму на ценный подарок. Сюрприз удался. Скупая слеза умиления потекла по ввалившимся щекам Аверьяна Михайловича, и первые его слова благодарности совпали с хлопком дверью, которую с силой припечатал убегающий из зала Петр Егорович.

— Ах, так! — мстительно приговаривал себе под нос Петр Егорович, сжимая скользкий поручень троллейбуса. — Значит, телевизор! Хорошо!

Что он вкладывал в это “хорошо”, он и сам не знал. Но звучало это угрожающе.

Отодвинув в сторону Марию Николаевну, как отодвигают с дороги стул, Петр Егорович, войдя в квартиру, первым делом стремительно подошел к серванту и, вытащив на свет шарик, шваркнул соусником об пол. Затем он быстро прошел в санузел и закрыл за собой дверь. Мария Николаевна робко дергала ручку двери и тихо шептала:

— Петя! Петечка! Может, “скорую” вызвать?

— К черту “скорую”! — рычал Петр Егорович, умащиваясь на краю ванной. — Всех к черту!

— Ну, говори! — раздувая ноздри, обратился он к шарику. — Что подарят мне перед пенсией?

— Набор зимних удочек. Для подледного лова, — как показалось Петру Егоровичу, издевательски ответил шарик. — С комплектом блесен.

— А ему, значит, телевизор?

— По труду и почет, — быстро отреагировал шарик, не чуждающийся, как оказалось, газетных штампов.

— Ах, по труду. А я, стало быть, тунеядец? Может, мне и пенсия не полагается?

— Пенсия полагается, — с сожалением констатировал оракул.

— Ладно. Отвечай. Только быстро. Какие номера будут выигрышными в следующем розыгрыше спортлото?

В ответ раздались частые гудки, как бывает, когда номер абонента занят.

— Какие номера? Какие!!!

— Ту-ту-ту…

— Издеваешься? Погоди!