— Я не могу. Я не хочу. Правда, что она нежеланна, что я ее не хотела. Правда также, что я люблю ее. Я действительно люблю ее, Йозеф. Я желаю дать ей шанс. Любой шанс. Пусть о ней заботятся так, как я бы заботилась о ней. Насколько это возможно.
— Ты ее не хотела, но ты добиваешься защищенной жизни для нее, хорошей кормилицы, и ты любишь ее. Насколько это возможно. Ах, Валенская, какой странный оборот приобретает твоя любовь. В прошлом ты немало страдала, и боюсь, что сейчас ты, со всем своим апломбом, сотворишь себе новое горе. Возможно, самое серьезное в твоей жизни.
— Какие страдания можно сравнить с теми, что Антоний оставил мне?
— Отказ от твоего ребенка.
— Вы должны помнить, что она не мой ребенок.
— Тем тяжелее твой путь. Ты забираешь ребенка Анжелики.
— И этим поступком я спасаю Анжелику. Забирая ребенка, стирая память о нем, я спасаю жизнь Анжелики от деградации и позора. Я не хочу, чтобы весь Краков говорил: «Она действительно дочь своего отца». Йозеф, я не допущу, чтобы она стала жертвой из-за своего незаконнорожденного ребенка, рожденного от брата шлюхи ее отца. Этого я не допущу. Дочь убийцы и самоубийцы, Анжелика жила с двухлетнего возраста с наследием своего благородного отца, снося в детском возрасте ожесточенный шепот и насмешки от каждого вне нашей семьи. А когда она подросла, и от некоторых членов нашей семьи. Есть причины для осуждения Анжелики и ее ребенка. Я хочу это прекратить. Прекратить, прекратить, Йозеф. Осторожно переместить ребенка, чтобы он был безвозвратно потерян для нас.
Как долго мы оба сидели молча? Шарканье обуви нунция вперед и назад по коридору прерывалось на короткие паузы, когда его хищное ухо было прижато к двери.
— Есть семья во Франции. В Шампани. Достаточно ли это далеко, моя дорогая? Достаточно далеко от Кракова? Это семья мужа моей сестры, Янки.
— Расскажи мне о них, Йозеф.
— Она поздно вышла замуж, Янка, все искала свою любовь. Лоран Бессон. Они встретились в Праге, где она жила, голодала, мерзла, зато могла учиться игре на скрипке, изучать музыку, жить и гулять в единственном месте на земле, где, как она говорила, ей хотелось жить. Да, в Праге. Лоран приехал из Шампани как паломник. Только на несколько дней. Они встретились на Карловом мосту. Конечно, это должен был быть мост. И конечно, дело было зимой. Спускались сумерки, и одетая в бобровую мамину шубу Янка играла Прокофьева. Люди шли домой с работы мимо нее и клали пихтовые ветки или маленькие вязанки хвороста к ее ногам, чтобы Янка могла разжечь огонь этим вечером. Оставляли маленькие ватрушки с вишней или печенье с маком, черный хлеб или четвертушку белокочанной капусты, словом, то, что они несли с собой домой на ужин. Некоторые бросали монеты в открытый бархатный футляр ее скрипки. Лоран стоял в толпе. Он снял золотой крест с шеи, положил его в футляр. Когда она закончила играть все, что она знала из Прокофьева и Стравинского, она поклонилась, и слушатели зааплодировали. Лоран подошел и поцеловал ей руку. Я Лоран Бессон из Шампани. Я влюбился в вас. Выходите за меня замуж.
Приглядевшись к Лорану, Янка решила не заканчивать представление. Она уложила скрипку в футляр, повесила его на грудь, взяла Лорана под руку и сказала: «Сначала пригласите меня на ужин».
— Вскоре после совместного ужина они поженились. Жили на ферме в Шампани, и кто знает, сколько там еще было народу тогда. У них родилось пятеро дочерей. Все эти годы Янка и я писали друг другу, ее письма помогали мне почувствовать, что мне есть место в ее французской жизни. Конечно, я приезжал в Авизе, в их маленький городок, когда мог, не чаще, чем раз в год или два. И когда я впервые заболел, Янка с трехмесячной дочерью в красной ковровой сумке, висящей у нее на груди так же, как когда-то скрипка, вернулась в Краков, поселилась с дочерью в комнате горничной пресвитера и заботилась обо мне день и ночь. И когда ко мне вернулись силы, она настояла, чтобы я вернулся во Францию вместе с ней и маленькой Магдой и провел там лето, чтобы окончательно выздороветь. Она легко меня убедила, и я провел там около года. Я крестил Магду, провел одну или две брачные церемонии, как помню. Изучал выращивание винограда и изготовление вина и хорошо себя чувствовал после тяжелой работы, ел и спал как ребенок. Конечно, я не раз думал о том, не сделать ли ее дом моим постоянным убежищем.