Амаранты. Порабощенный лис

– Что ж, подожду.

– Хорошая мысль. Вот давай до тех пор и подождем.

Арджент вгляделся в ее лицо, дольше всего задержавшись на губах. Сколько упрямства в их изгибе.

– Ты не дашь ответа до того дня, пока не сдержишь обещание?

– Этот день и станет моим ответом, – торжественно сказала Цумико.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы смысл ее слов дошел до Арджента. Он качнул хвостами.

– Что? – прошептала она.

– Ты твердо хочешь освободить меня.

– Да, конечно.

– Значит, ты хочешь принять меня.

Никаких возражений или поправок не последовало. Только еще один вопрос:

– Амаранты влюбляются?

– Раз в тысячу лет.

Цумико отплатила ему за сдержанность гораздо щедрее, чем он того заслуживал. Она сняла браслет с запястья. Сила обтекала их лентами, скользила по нему, словно у девушки было не пять, не семь, не девять хвостов, а все сто. Может, поцелуи Цумико пока не дарила, но во всем остальном отвечала крайне щедро. Арджент отчаянно попытался сдержать блеск своего маяка, чтобы она не привлекла каждую эфемеру в окрестностях. Или всех ближайших собратьев и сородичей. Окутывая их комнату иллюзиями, он сгребал вместе потоки. Это было похоже на попытку удержать целое море в ладонях. Веками ему приходилось довольствоваться каплями и глотками из грязных луж, но эта девушка заставила его утонуть в чувствах, и все, что оставалось Ардженту, – это выпить досуха океан.

Глава 46 Заявления

На следующее утро Арджент стоял у могилы Эими со сложенной газетой под мышкой. По щиколотку в снегу, он просеивал всю свою жизнь в поисках той скудной горсти зернышек, которые припрятал, как драгоценности.

Сын. Друг. Дом. А теперь – маяк. И надежда.

Развернув газету, Арджент опустился на колени, чтобы положить потрепанные остатки букета Цумико на холодный мрамор с именами Персиваля и Эими. Яркие лепестки рассыпались в мертвой тишине, упали на зернистый снег.

– Ты мне нравилась, Эими, – выдохнул лис в морозный воздух. – Ты была глупа и безобидна. Меньшее из всех зол.

Он подвигал челюстью. Из всех хозяек Эими стала первой, кого лис боялся потерять. Первой, о ком он скучал. Первой, чью смерть оплакал.

– Ты хорошо отнеслась к моему сыну, и я всегда буду благодарен тебе за это. Он любил тебя, ему нравилось быть частью семьи, которую ты создала. – Арджент опустил голову и понизил голос. Почему бы теперь не сказать честно. – Но он ненавидел тебя по той же причине, что и я. Ты удержала меня.

Эими слишком любила Арджента, чтобы отпустить. Не с похотливой жадностью матери Гинкго или жаждой власти, которая отдала его на милость многих. Но суть и конец были те же. Ее воля превыше его. Эими продлила порабощение Арджента.

– Майкл никогда не говорил мне, на что ты пошла, чтобы найти преемника.

К тому времени лис уже начал хандрить. Не хотел думать, что может случиться с его сыном, с его другом, с их домом.

– Ты не была идеальной, Эими. Но она – да. – Голос Арджента дрогнул. – Поэтому я предпочитаю верить, что она – лучшее воплощение твоего ко мне отношения. Ты нашла ее для меня. Отдала мне. И я сохраню ее.

Какое пустое обещание. Через несколько десятилетий он усыплет лепестками могилу самой Цумико. Он приглушил горький смех воротом своего пальто.

– Настолько, насколько можно сохранить нечто столь эфемерное.

* * *

Цумико села в постели и затаила дыхание, выискивая хоть какие-то признаки Арджента. Но в их покоях царила только мягкая тишина рассвета, и девушка знала, что она одна. Ни единого лепестка не валялось на полу. Неужели ей все это приснилось? Нет. Она свернулась клубочком под одеялом, обняв подушку. Арджент сделал ей предложение… ну, вроде того. Хотя и не прозвучало волнующего признания в любви, Цумико в минуты заботы чувствовала потребность лиса в ней. Непохожую на муки первоначального голода, но такую же бесконечную. И открытую.

Но он был амарантом. И как-то очень уж внезапно поменял тональность своего отношения к ней. Мог ли такой стремительный поворот событий лечь в основу чего-то долгосрочного? Цумико порылась в памяти в поисках подсказок.

Когда он передумал? Неужели она упустила какие-то звоночки? Цумико ежедневно находилась с ним в тесном контакте. Они были связаны так основательно, что их души соприкоснулись. Может, поэтому она полагала, что мало что изменилось. Люди зачастую не видят того, что происходит у них под носом.

Арджент не смог сопротивляться притяжению ее души. Раньше он прикасался к хозяйке с такой неохотой. Гинкго предположил, что отец ненавидит свою неспособность усмирить потребность прикоснуться к Цумико, обнять ее. Но… вчерашние объятия казались другими. И это умиротворенное выражение, которое появилось на его лице, когда он расчесывал ей волосы. И взмах его хвоста.

Стоп. Суузу беспокоился за Цумико, но, когда Арджент сказал, что она знает количество его хвостов, понял намек. А вот она – не очень. Было ли это каким-то невысказанным заявлением? Цумико все пропустила.