- В таком случае как понимать твою фразу: "Если Муссолини будет продолжать в том же духе, то я просто не знаю". Что ты хотел сказать этим "я просто не знаю"? Это угроза? Неверие в фашизм? Подрывная пропаганда?
Синьор Амедео ошарашен. Он отвечает:
- Да я не помню, чтобы говорил такое. Мне это кажется странным, потому что я обычно говорю только о своей работе. Ну я мог, допустим, сказать: "Уж и не знаю, что за штука эта политика".
Шишка его резко перебивает:
- Ты, может, и про граммофон ничего не знаешь?
- Какой еще граммофон?
Шишка кричит в ярости:
- Ты брось со мной хитрить! Отвечай!
Отец Бобо явно испуган.
- Я спал. Вы же сами подняли меня с постели. Мне не дали даже галстук надеть.
- Галстук или бант анархиста?
- Какой бант?
Шишка машет рукой, давая понять, что ему все известно. Он встает и подходит к инвалиду, за спиной которого стоят несколько чернорубашечников с бандитскими рожами. Инвалид (видимо, все это оговорено заранее) наливает из бутылки в большой стакан - доверху.
Пока он наливает, Шишка спрашивает у отца Бобо:
- Хочешь выпить за грядущие победы фашизма?
Синьор Амедео опасливо смотрит на группу в глубине комнаты.
- Сказать по правде, в такой поздний час...
Инвалид протягивает ему стакан. Амедео берет его и нюхает содержимое.
- Да ведь это касторка! - говорит он с отвращением.
- Давай-давай пей, она прочистит тебе мозги и желудок!
Амедео крайне оскорблен.
- Я не буду это пить!
Один из бандитов, бывший боксер, подонок по фамилии Негрини, обхватывает его сзади и силой усаживает на стул. Потом с двух сторон нажимает большими пальцами на то место, где верхняя челюсть соединяется с нижней, заставляя Амедео открыть рот.
Один за другим ему вливают в горло три стакана касторового масла. Шишка, инвалид и все остальные бандиты с удовлетворением взирают на эту сцену.
Уже очень поздно - может, час, а может, два часа ночи.
У ворот дома Миранда дожидается возвращения мужа. С тревогой и тоской вглядывается она в глубь плохо освещенной, пустынной улочки, ведущей к центру. Она еле сдерживает рыдания.
Вот кто-то появился вдали. Маленькая мужская фигурка. Миранда отделяется от калитки и устремляется навстречу.
Синьор Амедео бредет медленно, неверными шагами, словно пьяный. Жена бросается к нему с криком:
- Амедео! Амедео!
Он поднимает на подбежавшую жену усталые глаза и молчит. Его вид говорит обо всем... Миранда сперва берет его под руку, но затем оставляет и бежит вперед, словно указывая дорогу.
Немного спустя отец Бобо уже сидит в большой деревянной лохани. Одежда его свалена в кучу в углу кухни. Миранда то и дело прерывающимся голосом повторяет:
- Вот, не хотел меня слушать!
Муж не отвечает. Он позволяет мыть себя, как ребенка. На пороге кухни появляется Бобо. Он босиком и в трусах. В глазах у него жалость и тревога. Но, пытаясь хоть немножко развеселить родителей, он говорит, зажав нос:
- Черт побери, папа, ну и вонь!
Отец не реагирует даже на эту выходку. Миранда оборачивается в сторону сына и грозным взглядом приказывает ему вернуться в постель. Амедео поднимается, вылезает из огромной лохани и выходит из кухни в коридор. С него еще капает вода, но он не спешит вытираться. Останавливается посреди коридора. Пристально смотрит на закрытую дверь, за которой спит брат его жены Дешевка, и из уст Амедео вырывается свистящий шепот:
- Если на меня донес этот мерзавец, а я уверен, что это сделал именно он, то пусть меня посадят за решетку, но я проломлю ему башку!
Издав страшный, полный бессильной ярости стон, Амедео разражается потоком таких проклятий, что только стекла дрожат в кухонном буфете.
8
В Гранд-отеле и вокруг него работа в самом разгаре. Маляры красят оконные рамы, садовники поливают клумбы, горничные вытаскивают на балконы матрацы, чтобы проветрить их на солнышке. Снуют плотники с досками на плече, на террасе рабочие покрывают белой краской железные стулья, заржавевшие от соленого морского воздуха.
В одном из кресел на террасе гостиницы сидит невысокий худощавый человек. Его волнистые волосы зачесаны от висков кверху, чтобы хоть немного скрыть сияющую на макушке лысину. Лицом он похож на англичанина: у него пышные, аккуратно подстриженные усы, которые он то и дело приглаживает пальцами, и молодящие его лицо, несмотря на морщины, светлые глаза с мягким, добрым выражением. Он говорит: