Амазонка

— Ты в превосходной форме, Ник Картер, — с восхищением произнесла она. — Я не думала, что ты сможешь продержаться со мной в таком месте столь длительное время.

— То же самое могу сказать и о тебе, — ответил Ник, скользнув глазами по ее длинным ногам, глубоко дышащей узкой голой талии Она оперлась своей гибкой шеей о корень; ее карие глаза были печальны.

— Нет, со мной дело обстоит иначе, — сказала Тарита. — Эти джунгли — частица меня самой, моей души. Я знаю, во всех учебниках Сен-Мишеля сказано, что такого не бывает. Все ученые: Мендель, Дарвин и им подобные — они поведали людям, что может передаваться по наследству, почему и когда. Я все это хорошо изучила. И все же я утверждаю, что они не знают очень многого. Быть рожденным в джунглях — это значит быть частью этих джунглей.

Ник улыбнулся, взглянув на девушку сверху. У него не было аргументов в пользу ее слов, кроме этой естественности, с которой она вписывалась в окружающий мир. И все же она была не более естественной, чем ранее, когда обедала и вела приятную светскую беседу. Неожиданно она вскочила:

— Посиди здесь и отдохни немного. Сейчас поужинаем. Я скоро вернусь.

Ник проводил глазами ее тонкую фигуру, исчезнувшую в зарослях стеблей бамбука. А через несколько минут она появилась вновь, неся в руках связки бананов, персики и нечто похожее на плоды манго. Из маленького холодного родничка, почти скрытого с глаз, они начерпали питьевой воды. Ник наблюдал за Таритой, как она ложится на землю, чтобы напиться из него: ее грудь — два нежных холмика — поднялась и наполовину выскользнула из выреза платья.

— По-настоящему мы поужинаем с наступлением темноты, перед сном, — просто сказала девушка, поднимаясь на ноги. Ник приблизился к ней сзади почти вплотную, и они двинулись дальше, прокладывая путь в зеленом лабиринте.

По неуловимым природным часам, по точности не уступающим созданным человеком, стало вдруг ясно, что солнце уже заходит. Внезапно угнетающее молчание джунглей раскололось. Сначала стая пестро раскрашенных попугаев вспорхнула с деревьев и устремилась вниз, хрипло крича и яростно хлопая крыльями. За ними последовали длиннохвостые попугаи, и их более пронзительный визгливый крик присоединился к хриплому облигато. Затем вдруг разом заверещали обезьяны, и вскоре Ник отчаялся установить всех участников этого гвалта, окружившего со всех сторон: обезьяны-ревуны в блестящем отливающем металлом и всеми оттенками меди одеянии, черноголовые капуцины, мертвенно-бледный уакарис, беличьи обезьяны и бесчисленные орды других. Все они устремились вниз с деревьев, раскачиваясь, перелетая и прыгая с ветки на ветку. Несколько позже в этот скрипучий визжащий хор влились голоса углокрылых кузнечиков, лягушек, жаб и гигантских насекомых: все это слилось в своеобразной гармонии. Тарита предостерегающе подняла руку, прислушиваясь с улыбкой на лице. В ее карих глазах было разлито блаженство, как у людей, слушающих любимую песню. Ник подошел поближе и взглянул на нее.

— А ты действительно становишься более дикой, не так ли? —улыбаясь, спросил он.

— Я предупреждала тебя, — ответила девушка. — Это только начало… Скоро стемнеет окончательно. Надо расчистить место для костра, а затем найти на ужин какую-нибудь дичь.

Вдруг оба услышали другой звук, совершенно не вписывающийся в голоса джунглей, — крик человека, отчаянный предсмертный крик боли. Не сговариваясь, они побежали вперед, на этот крик, различая уже и хруст кустарника, и шорох листьев.

…Ник первым увидел маленькую беспомощную фигурку, почти полностью обвитую огромными кольцами темно-коричневой анаконды, змеи-удава, живущей в дебрях Южной Америки. Гигантская змея — двадцать футов сжимающихся мышц — тремя кольцами обвилась вокруг человека. Это был очень маленький индеец, и каждое такое змеиное кольцо было толще обеих его рук.

Швырнув лук на землю, Ник устремился вперед, ловко увертываясь от выпадов змеи, продолжающей все так же сворачиваться вокруг своей беспомощной жертвы. Человечек в отчаянии вцепился обеими руками в верхнее кольцо, тщетно пытаясь выкарабкаться, но его пальцы лишь соскальзывали с гладкой змеиной кожи. На ноге человека, насколько можно было разглядеть, зияла кровавая рана — след мощных челюстей. Ник знал, что вопреки распространенному мнению, анаконды не сразу душат свои жертвы, а сначала хватают их широко разведенными челюстями, а уж затем обвиваются вокруг.