America Latina, или повесть о первой любви

Вскоре на смену крошечным изящным стрижикам (Tachornis), носившимся вдоль опушек, пришли такие же маленькие летучие мышки (Tyropteris). Днем они прячутся в свернутых листьях нависающих над водой деревьев, а с вечера порхают над водой.

Ночевали мы в тот раз на острове Орхидей — небольшом островке между речными протоками у подножия Аян-тепуи, одного из самых больших плато. Орхидеи тут и вправду растут, но только карликовые — всего сантиметр высотой. У меня перегорела лампочка в фонаре, поэтому побродить ночью по лесу не удалось, но зато мы долго болтали с нашим проводником из местного племени пемон.

Интересная у парня биография: до двадцати лет он жил с родителями под навесом из листьев на этом самом острове и ни разу не выбирался из леса, разве что полгода прожил в Канайме, чтобы выучить в школе испанский. В здешних реках мало рыбы (большинство рыб погибает от сапонинов, выделяемых корнями мыльного дерева), а в лесу можно проходить несколько недель, ни разу не увидев оленя или тапира. Так что жизнь была нелегкой. В языке пемон нет числительных больше трех: видимо, у них никогда ничего не было помногу. Но потом на Канайму обрушился вал международного туризма, и все мгновенно изменилось: теперь он работает гидом, свободно болтает по-английски, получает вполне приличную зарплату и летает в отпуск в Каракас.

Впрочем, цивилизация пока не испортила здешних индейцев: это отличные ребята, веселые, спокойные и обаятельные, чем-то похожие на хоббитов. Мы сразу подружились и все три дня продолжали подкалывать друг друга по любому поводу.

Наконец мы влезли в гамаки (до чего же здорово болтаться в гамаке, словно банан!

— заметил один из индейцев, вызвав взрыв хохота), и как раз начали засыпать, но тут начался тропический ливень — один из трех настоящих ливней за полгода, проведенных нами в Южной Америке. Сплошной поток воды не менее двух часов грохотал по железному навесу над нашими головами. Позже я нашел несколько сбитых дождем лемуровых лягушек (Phyllomedusa) — они все еще держались за листочки, вместе с которыми упали с дерева. Я тихо радовался, потому что предвидел, как подействует дождь на цель нашего путешествия. Несмотря на грохот, к утру мы прекрасно выспались. Вообще мы с Юлькой давно поняли, что устаем не от приключений, а от цивилизации.

Вместе с нами на лодке плыли еще две парочки: туристы из Германии и Англии.

Немец — типичный «фриц», жена его на первый взгляд славянского типа, но при ближайшем рассмотрении — словно персонаж плаката «арийская семья провожает воина Люфтваффе на Восточный фронт». Английская чета тоже очень характерная, типа «Темза, сэр!» Все это несколько напоминало анекдоты про русского, немца и англичанина: смешные ситуации возникали без конца. Дело в том, что испорченные женской эмансипацией европейцы относились к своим спутницам просто как к приятелям: рюкзаки строго одинакового веса и так далее. Немка и англичанка вскоре начали с отчаянной завистью смотреть на Юльку, которая одна чувствовала себя настоящей женщиной. Ведь я понимал, что ей приходится очень нелегко в таком долгом путешествии, и старался заботиться о ней, как мог.

Все началось еще в ресторане самообслуживания в Канайме. Я взял два подноса и пошел за обедом, а Юлька осталась за столом. Немцы очень удивились: «Ты что, не голодна?» «Не знаю, я так устала» — лениво промурлыкала Юлька, положила голову на руки и задремала. Когда она проснулась, перед ней уже стоял поднос со всякой вкуснятиной. Немец смутился и беспокойно посмотрел на свою подругу. Когда же я вернулся из второго рейса с фруктами и кофе, бедняга не выдержал и рысью помчался к раздаче. Надо было видеть лицо Бригитты, когда ей притащили наполовину расплескавшуюся чашечку кофе.

Дальше все продолжалось в том же духе. Нам то и дело приходилось выбираться из лодки и влезать обратно. Лишь на второй день мужики научились у меня подавать руку даме, но все же только Юлька ходила налегке

— немка и англичанка тащили рюкзаки наравне с парнями, скрипя зубами от злости. Мне очень хотелось перенести Юльку через какую-нибудь лужу, но я все же проявил милосердие и не стал разрушать две довольно счастливые, по западным понятиям, семьи.

А вот для индейцев такое отношение к женщине было само собой разумеющимся, и они с едва уловимым презрением смотрели на немца и англичанина. В общем, лучше выходите замуж за индейца племени пемон, чем за европейца.