Здесь их шесть видов, один другого эффектней. Шоколадно-черный Oroaetus isidori живет в горных лесах, совсем черный Spisaetus tyrannus — в заболоченных, голубовато-серый Harpyhaliaetus coronatus — на берегах старичных озер, а необычайно яркий S. ornatus — в лесах terra firma. У этого вида очень длинный хохол, придающий ему сходство с вождем апачей в боевом облачении. В поймах водится малая гарпия (Morphus guianensis) с ясными черными глазами. Все они — обитатели верхнего яруса. У хохлатых орлов широкие крылья и удивительно маневренный полет, позволяющий охотиться в густом сплетении ветвей, нападая на добычу из заcады. Увидеть их трудно. Только там, где стаи обезьян и прочей живности собираются к плодоносящим деревьям, при некотором везении можно стать свидетелем стремительного броска орла на жертву.
Как-то раз я исследовал на маленьком каноэ систему озер возле устья Рио Чико. На высокой сейбе, усыпанной цветами, сидел десяток рыжих ревунов во главе с бородатым самцом. Они лакомились цветами и листьями, то и дело озираясь по сторонам. Деревьев такой высоты рядом не было, и казалось, что обезьяны в полной безопасности.
Вдруг большая серая птица скозьнула вниз из густой кроны пальмы, росшей метрах в тридцати от сейбы. Описав несколько головокружительных виражей между стволами, она внезапно оказалась под сейбой и снизу кинулась на обезьян. Ревуны бросились врассыпную, но орел, взмахнув широченными крыльями, буквально втиснулся в сплетение веток, словно гоняющий воробьев ястреб-перепелятник. Молодой самец обернулся, оскалившись, и стальные когти длиною в палец впились ему прямо в лицо. Хищник сложил крылья и всей тяжестью повис на несчастном ревуне. Любого жителя вершин трудно оторвать от ветки, однако тут обезьяна не выдержала и разжала руки. Оба рухнули вниз, птица мгновенно развернула вновь свои двухметровые «несущие плоскости» и тяжело спланировала к другому берегу озера.
Ревун поначалу дико визжал, но его тут же перехватили второй лапой за загривок, и крики смолкли.
Мне повезло, ведь даже из профессиональных орнитологов, годами живших в сельве, некоторым ни разу не довелось увидеть грозную большую гарпию (Harpia harpyia).
Охотничий участок каждой пары достигает 150 км2, и на этой территории гарпиям известны все стаи крупных обезьян. Каждую стаю они навещают раз в два-три месяца, собирая кровавую дань. Найти на таком обширном пространстве гнездо очень трудно, и до недавних пор были известны только два гнезда — одно в Гайане, другое на реке Шингу в Бразилии. Представьте себе мою радость, когда в десяти километрах от кордона я нашел гнездо с птенцами!
— Я знаю это гнездо, — мрачно сказал Панчо, когда я вернулся домой, чуть ли не пропрыгав все десять километров на одной ножке. — Ты попробуй залезь. Я уже пытался, специально привез монтерские когти из Боки.
— А почему не влез? Хозяева помешали? — Я поежился, представив, как страшные лапы гарпии впиваются мне в шейные позвонки.
— Не успели. Кора твердая и гладкая очень, когти соскользнули — чуть насмерть не разбился.
Мне пришлось отказаться от мысли исследовать гнездо поближе, но я поставил рядом палатку и наблюдал за гарпиями снизу. Самка целый день болталась неподалеку, а самец охотился. Хотя он всегда тихо и незаметно подлетал к гнезду, прячась по привычке за деревьями, она издали замечала его и с криком вылетала навстречу. В пронизанном зеленым светом «готическом соборе» леса птицы встречались лишь на долю секунды. Самка опрокидывалась на спину, принимала у самца мертвую обезьяну, ленивца или птицу и возвращалась к пушистым птенцам, а добытчик тут же уносился за новой жертвой. Иногда мне удавалось разглядеть в когтях орлов животных, которых я ни разу не видел живьем — карликовых муравьедов (Cyclopes), олинго (Bassariscus — маленькие древесные енотики), серых игуан (Iguana benica).
Вскоре я заметил, что чаще всего самка отдыхает на ветке невысокого дерева, торчавшего по соседству с гигантской Bertolletia, на вершине которой помещалось гнездо. Деревце так оплели лианы. что на него можно было взобраться, что я, конечно, тут же и сделал, едва дождавшись темноты и втащив за собой палатку. С первыми лучами солнца гарпия была тут как тут. Она села на соседний сук и стала с любопытством разглядывать непонятный предмет. Едва я успел сфотографировать ее из-под ткани палатки, как она улетела в кроны и больше не приближалась.
В этот день лес неожиданно наполнился лягушками. Не знаю, где они прятались раньше, но теперь вместо двух-трех я находил не меньше сотни за час.
Черно-изумрудные, черно-золотые, розовые, серебристо-голубые и вишневые с желтым, эти живые игрушки толпами сновали по земле и листьям. Что это значит, стало ясно вечером — прошла сильная гроза. Всего через несколько минут после начала дождя стали появляться цветы, которых прежде не было. В некоторых местах по лесу поплыл необыкновенный аромат — его нельзя сравнить ни с чем на свете.