AMERICAN’ец

Граф занял апартаменты и наскоро обставил их мебелью. Хозяин только-только начал сдавать жильё постояльцам, однако большинство квартир и комнат попроще уже были разобраны. Слух о появлении Толстого мгновенно разлетелся по округе — через чиновных соседей и господскую челядь, через приходящую прислугу, через рыночных торговцев… С утра до вечера находились любопытные, которые топтались на набережной Фонтанки и караулили появление знаменитости.

Вот и сегодня, несмотря на ранний час и нудную морось, против дома маячили какие-то люди. Заметив графа, они сбились в плотную кучку и стали судачить, кивая и тыкая пальцами в его сторону. Толстой приосанился.

Дождь ему был нипочём. Смешно пугать сыростью того, кто за три года обошёл кругом света, побывал в штормах двух океанов и многих морей, замерзал в Русской Америке и месил грязь на десяти тысячах вёрст российского бездорожья. Петербург обсуждал фантастические подвиги графа в сражениях и на дуэлях, а ведь кровь, обагрявшая его руки, — тоже не водица, что каплет с неба. К тому же Фёдор Иванович Толстой был здоров и молод: ему шёл всего двадцать пятый год.

На балконе доходного дома купца Мижуева, поигрывая опустевшей кофейной чашкой, стоял настоящий богатырь. Причёска его не заботила, и густые чёрные кудри растрепал налетающий ветер. Огромные — в ладонь длиной — бакенбарды топорщились в стороны, придавая владельцу лихой разбойничий вид. Лоб и скулы графа покрывал загар морковного оттенка, обычный для моряков или солдат в дальнем походе, — для всех, кто много времени провёл под открытым небом. Мощные плечи и широкую грудь молодого человека облегал небрежно запахнутый поверх исподнего шёлковый халат. На шее поблёскивали золотые цепи.

Насладившись вниманием публики, коренастый красавец игриво помахал рукой симпатичной девице, оказавшейся на набережной среди промокших зевак, и ушёл с балкона в комнату. Настенные часы показывали почти половину девятого. Какого чёрта?! Стоило затевать сегодняшнюю интригу, если долгожданного гостя до сих пор носит неизвестно где!

Хотя, судя по цоканью копыт и стуку подъехавшего экипажа под окном, — события всё же развивались так, как задумал Толстой. Он довольно ухмыльнулся и хлопнул в ладоши. Будет потеха!

Скоро из-за дверей послышался голос Стёпки.

— Барин, ваше сиятельство! — тараторил верный раб, упреждая появление гостя. — Тут к вам пожаловали! Только они раздеваться не желают и дерутся…

Стёпка крякнул и умолк — видно, получив хорошего пинка, — и через мгновение распахнул двери. Оттолкнув его, в комнату шагнул молодой человек в мокрой накидке и уставился на Толстого, который раскинул руки для объятий.

Вошедшего тоже звали Фёдором Толстым: граф Фёдор Петрович доводился графу Фёдору Ивановичу двоюродным братом и был ровно на год старше. Внешнего сходства между кузенами искать не стоило: гость имел совсем не богатырское сложение, чисто брил бледное вытянутое лицо и одевался весьма тщательно.

Несколько мгновений два Фёдора Толстых смотрели друг на друга. Фёдор Иванович с радостной улыбкой, Фёдор Петрович — с возмущённым негодованием. Первым нарушил молчание хозяин квартиры.

— Здравствуй, братец! — сказал он. — А я вот кофейком балуюсь. Не откажи в удовольствии… Стёпка! Чашку давай гостю!

Слуга потопал на кухню.

К Фёдору Петровичу постепенно возвращался дар речи.

— Ты… как же это? Ты почему… здесь? — запинаясь, проговорил он, — Почему раздетый? Знаешь ли, который теперь час?

— Полдевятого, — ответил Фёдор Иванович, снова глянув на часы. — Да не изволь беспокоиться: я с шести на ногах. Сам знаешь: кто рано встаёт… Уже на рынке был. Такого сома купил — залюбуешься!

— Сома?! — Фёдор Петрович от изумления вылупил глаза. — О чём ты?! Какой сом?! Я ждал тебя, я ночь не спал, а ты, значит, преспокойно поехал на рынок?!

Фёдор Иванович не стал возражать:

— И уверяю тебя, съездил очень удачно. Сома нам сегодня подадут к обеду. Я с чесночком велел его запечь. Готов поспорить, эдакого чёрта ты ещё никогда не пробовал. Давай-ка, раздевайся, а то с тебя натекло уже. Если промок, водки выпей… Или хочешь, велю Стёпке портвейну разогреть?

Фёдор Петрович, не снимая мокрого плаща, рухнул в ближайшее кресло.

— Господи-и-и, — простонал он, — за какие грехи?.. Феденька, ты помнишь, что было вчера?

— Где нам, дуракам, чай пить… Помню, конечно! Нынче воскресенье, двенадцатое августа, — стало быть, вчера была суббота, одиннадцатое… Да что вчера! Вот сегодня нас ждёт запечённый сом и визига в уксусе — тут уж, хочешь или нет, а водки принять изволь!

— Вчера я играл в клубе, — не слушая кузена, замогильным голосом продолжал Фёдор Петрович, — и этот надутый индюк Брэдшоу потребовал дуэли, а ты вызвался быть моим секундантом.

— Разумеется, — согласился Фёдор Иванович. — Я слышал, в моё отсутствие англичане из посольства совершенно распоясались. Индюков надо хорошенько учить, чтобы другим неповадно было.