Америка

Перекинув разом обе ноги через рояльный табурет, Карл распахнул дверь. Там он увидел Мака: тот полулежал в огромной кровати с балдахином, одеяло было небрежно наброшено на его ноги. Балдахин голубого шелка был единственным и вполне девическим украшением простой, грубо сколоченной кровати. На ночном столике горела лишь одна свеча, но постельное белье и сорочка Мака были настолько белоснежны, что от падавшего на них света лучились прямо-таки ослепительными бликами; балдахин тоже сверкал, во всяком случае по кромке слегка волнистого, небрежно натянутого шелка. Но кровать позади Мака и все остальное тонуло в кромешной темноте. Клара прислонилась к кроватному столику, не сводя глаз с Мака.

- Здравствуйте, - сказал Мак и протянул Карлу руку. - Вы играете очень недурно, до сих то пор я был знаком только с вашим искусством верховой езды.

- Я не силен ни в том, ни в другом, - ответил Карл. - Если бы я знал, что вы слушаете, я, безусловно, не стал бы играть. Но ваша фройляйн... - Он умолк, медля сказать "невеста", так как сожительство Мака и Клары было очевидным.

- Я это предвидел, - сказал Мак, - поэтому Кларе и пришлось заманить вас сюда из Нью-Йорка, иначе я Вовсе не услышал бы вашей игры. Конечно, это игра начинающего, и даже в этих песенках, которые вы разучили и которые аранжированы весьма примитивно, вы сделали несколько ошибок, но тем не менее вы меня порадовали, не говоря уже о том, что я не пренебрегаю ничьим музицированием. Не хотите ли вы посидеть с нами еще минутку? Подвинь же ему кресло, Клара.

- Благодарю, - Карл запнулся. - Я не могу остаться, как бы мне этого ни хотелось. Слишком поздно я узнал, что в этом доме есть такие уютные комнаты.

- Я все перестрою в таком духе, - сказал Мак. В этот миг колокол пробил двенадцать, удары следовали быстро, перекрывая друг друга. На Карла повеяло могучим движением этих колоколов. Ну и деревня - колокола-то какие.

- Пора, - сказал Карл, протянув руки к Маку и Кларе, и, не дожидаясь ответного рукопожатия, выбежал в коридор. Фонаря он там не нашел и пожалел, что поспешил вручить слуге чаевые.

Он попытался ощупью добраться до открытой двери своей комнаты, но уже на полпути увидел, как навстречу ему вперевалку спешит господин Грин со свечой в руке. Вместе со свечой рука сжимала и письмо.

- Россман! Где вы пропадаете? Почему заставляете меня ждать? Чем это вы занимались у фройляйн Клары?

"Многовато вопросов! - подумал Карл. - А сейчас он еще и прижмет меня к стене". И действительно, Грин встал вплотную перед Карлом, прислонившимся к стене. В этом коридоре фигура Грина выглядела до смешного огромной, и Карл в шутку спросил себя, уж не съел ли он, чего доброго, господина Поллундера.

- Человеком слова вас явно не назовешь: обещали ровно в двенадцать сойти вниз, а вместо этого слоняетесь у двери фройляйн Клары. Я же, напротив, обещал вам к полуночи кое-что любопытное, и вот я здесь.

С этими словами он протянул Карлу письмо. На конверте было написано: "Карлу Россману, в собственные руки, в полночь, где бы она его ни застала".

- В конце концов, - сказал господин Грин, пока Карл вскрывал конверт, я полагаю, заслуживает признательности уже то, что ради вас я приехал сюда из Нью-Йорка, так что мне совершенно ни к чему вдобавок гоняться за вами по коридорам.

- От дяди! - воскликнул Карл, едва взглянув на письмо. - Я этого ожидал, - добавил он, поворачиваясь к господину Грину.

- Ожидали вы этого или нет - мне донельзя безразлично. Вы читайте, читайте, - сказал тот и поднес Карлу свечу.

При ее свете Карл прочитал: