Андрей и Лиля Левданские приехали в США из Ук раины по программе помощи баптистам. Лет пятнадцать назад Всеамериканское общество помощи баптистам добилось у правительства США разрешения на иммиграцию последователей этой секты из СССР. Коммунисты тоже ничего не имели против того, чтобы избавиться от сектантов, и разрешали им выезд из страны наряду с евреями. Не сомневаюсь, что за тех и других они получали хороший выкуп.
Русская православная церковь объявила себя единственной истинной церковью русского народа, руководствуясь триадой министра просвещения царской России графа Уварова: «Православие, Самодержавие, Народность». За это время произошли такие глубинные сдвиги в народном сознании, что невозможно засунуть всех людей даже в разрешенные теперешним правительством ортодоксальные религии: христианство, мусульманство, буддизм, иудаизм и не знаю, что еще признано современными знатоками религии в Кремле.
Само понятие ортодоксии – неуклонное следование установленным канонам – противоречит реальности нашего мира, относительности всех понятий и канонов. Если наша Вселенная пульсирует, расширяясь и сжимаясь, если частица может быть одновременно волной, если уже материя не первична, как нас учили классики, то позвольте, господа, и религии «пульсировать». Богу это не помеха.
Так нет же, эти полицейские от религии придерживаются все того же принципа – «держать и не пущать»; «кто не с нами – тот против нас». Это даже звучит смешно – ортодоксальная демократия России. Я сам, будучи крещеным русским православным, отказался посещать эту церковь и записался в квакеры. Ну, так что – стрелять в меня за это нужно?
Но баптистов и других представителей неортодоксального христианства власти преследовали и при царе Николашке, и при Володьке, и при Иоське, и при Никишке, и при Мишке, ну, а теперь при Володьке. Вот и бегут они туда, где их принимают за равных и даже избранных.
Левданские приехали вначале в Лос-Анджелес, но этот Содом и Гоморра американской культуры так их напугал, что они срочно стали искать место поспокойнее и оказались здесь. Будучи квалифицированным слесарем, Андрей легко нашел работу по установке и ремонту кондиционеров. Община баптистов помогла им акклиматизироваться в новых обстоятельствах и купить первый в жизни дом.
Они рады были увидеть соотечественника, но отнюдь не скучали по матери-родине, где соседи пугали детей сектантами-баптистами. Лиля записала в моем дневнике: «На память Путешественнику Анатолию пожелание. Будь здоров, счастлив и пусть Бог тебя благословит».
На выезде из города я миновал бензозаправку, хозяева которой установили там гипсовую фигуру динозавра. Это было бы еще ничего, но покрасили они его в устрашающий грязно-голубой цвет. Это, наверное, больше всего напугало Ваню – понес он сломя голову, и никакие тормоза удержать не могли. Только подустав на подъеме, решил он, что опасность осталась позади, но долго еще оглядывался.
Миновав поселок Вендель, я оказался на узкой дороге, проторенной через кукурузный лес. Изучая генетику в Ленинградском университете имени А. А. Жданова, читал я о созданных в США гибридах кукурузы невероятной продуктивности, но не видел их воочию. А здесь, наконец-то, мог потрогать ее стебли ростом за четыре метра, с многочисленными початками. Лошади понравились початки сорта «Пионер-3211», а я отдал должное номеру 3527.
Слева завиднелись сараи и загоны молочной фермы, и я, ничтоже сумняшеся, туда зарулил. Дома была только хозяйка, разрешившая привязать лошадь к забору. Я должен был ждать, когда приедет ее муж, мистер Сибесма. Через час на грузовике приехал ее мужик, главной особенностью которого был его единственный, но очень хитрый глаз. Дэвид позволил пастись лошади в загоне, где не было травы, а потом доставил сено, которое Ваня категорически отказался есть. То, что хорошо для скота, не подходит такому благородному существу, как лошадь.
Я пытался договориться о пастьбе на поле соседей Дэвида, но получил отказ. Обосновали они его тем, что моя лошадь может заразить чем-то траву, а здесь будет пастись лошадь, которую они собирались приобрести. Создалось какое-то поле невосприятия меня. Трудно было понять, излучал ли его я сам, или этот район был настроен заранее против чужаков.
Дэйв был когда-то водителем-дальнобойщиком, но, подкопив деньжат и выгодно женившись, он купил эту молочную ферму. Содержит 700 голов скота, из них 380 дойных коров, дающих в день 25–30 литров молока. Сдает его на молочный завод по 37 центов за литр. В месяц ферма производит молока на 80–100 тысяч долларов. Значительная их часть идет на выплату банковских кредитов, но кое-что перепадает и хозяевам.
Работают на ферме всего четверо мексиканцев – с 6.30 утра до 9.30 вечера, зарабатывая в час 9 долларов, при бесплатном проживании в вагончиках. Работа чрезвычайно интенсивная и требует знания и опыта. Хозяин держится за работников так же, как они за работу. Естественно, никаких страховок они не имеют, но ведь они не имеют официального права здесь работать, будучи нелегалами, а Дэвид не имеет права их нанимать.