Америка глазами заблудшего туриста

Как поведали нам земляки-собратья, нашу Шуру осчастливили подыскав ей в будущие мужья какого-то поляка. Дали понять, что если, вдруг, их семейное счастье окажется некачественным — то всегда можно организовать и благословить обмен. Только оставайся с нами.

А в целом, Шура была положительной русской барышней и товарищем. Чем могла — содействовала. И всё правильно понимала.

Наши поездки из Бруклина в Нью-Йорк и обратно, были подобно экскурсиям в Америку. Хотя, существовало распространённое мнение о Нью-Йорке, что это — далеко не типичная Америка, а специфическое место, подобное международному огромному вокзалу с залом ожидания для бесконечного потока транзитных визитёров со всего мира.

Если Нью-Йорк и имеет какое-то свое лицо, (хотя бы архитектурное, уличное, неумытое) которое можно тиражировать на цветных фото-открытках, и поглазеть на которое съезжаются туристы, то Бруклин — это какой-то безликий гибрид, объединяющий в себе финансовую и религиозную столицу Израиля, филиал Африки, одесский Привоз, итальянскую и китайскую кухни, и много всякого прочего. В Бруклине трудно разглядеть какие-то традиции, типичные для Америки. Серая, безликая архитектура и транзитные, меркантильные отношения между людьми. Во всяком случае, таково моё первое впечатление. Мне трудно представить, что кто-то, родившись здесь, остаётся и жить: это всё равно, что родиться и остаться жить в общем вагоне поезда Одесса-Ясиноватая.

Если отобразить Нью-Йорк в музыкальных звуках, то напрашивается изящный джаз. Бруклину же — созвучен примитивный рок или отупляющий рэп, в зависимости от района. Брайтону Бич, на мой взгляд, созвучны лагерные и блатные еврейские песни, которые наяривают во всех одесских ресторанах.

Общим и официальным языком здесь считается английский. Но я слышал от некоторых англичан, что это уже совсем не английский язык. И сами американцы из других мест, считают, что во всём большом Нью-Йорке (то бишь, NYC, Brooklyn, Queens, Bronx) люди говорят на каком-то своем особом нью-йоркском языке. Поэтому, если где-нибудь в Бруклине встречаешь гражданина или постоянного жителя США, который, к примеру, торгует музыкой, но никогда не слышал об американском музыканте Frank Zappa. Или школьного учителя литературы, который полагает, что Джон Апдайк — это один из президентов США, не следует удивляться. Считай, что тебя недопоняли, — языковые издержки. В целом, судя по количеству синагог и хасидов в Бруклине, складывалось впечатление, что вся эта страна — колония Израиля.

Между тем, моё туристическое житие обретало горьковатый привкус и неопределённые перспективы. Ситуация требовала трезвой оценки желаний и возможностей. Too proud to beg and too dumb to steal…(слишком гордый — попрошайничать и слишком глуп — украсть… Sting).

Желание обрести относительную материальную независимость сводилось к наличию нескольких тысяч местных денег, добыть которые, в настоящее время, можно было лишь участвуя в регулярных, непривлекательных работах. По всем расчётам, перспектива этакого мазохизма и спартанского воздержания, вырисовывается на месяцев десять. Образно, такого рода туризм можно сравнить со службой в Советской Армии. Тягостные мысли о каждодневных ранних подъёмах и работе по десять часов, которые тянутся как вечность, не грели мою заблудшую душу. За прогулки же по Манхэттену никто не платил. Жилье, продукты и транспортные услуги бесплатно не предоставлялись. Работа, на которую я ходил бы как на праздник, пока не нашлась, и существовала ли таковая вообще?

Все эти тупиковые размышления отравляли радость дневных гуляний и ночного отдыха. Каждую ночь, во сне, я оказывался на улице сонного провинциального украинского городка, где всякий встречный нещадно пытал меня расспросами: почему я так скоро вернулся оттуда и что успел там увидеть, узнать и обрести. От таких снов я пробуждался в беспокойстве. И засыпал вновь, только осознав, что это всего лишь сон, и я пока еще здесь. Проваливаясь обратно в сон, искренне клялся начать с утра новую, трудовую, жизнь. Но из-за ночных кошмаров не мог проснуться пораньше — и вынужден был откладывать новую жизнь до следующего утра.

В отдельные дни мы, вяло подбадривая друг друга, выползали пораньше из своего подвала и брели на ближайшую станцию метро на улице King's HWY. Нас обгоняли торопящиеся на работу разноцветные бедолаги; по ним тоже нельзя было сказать, что они торопятся на праздник. Мы не очень-то спешили, так как у нас был гибкий график работы. Мы даже не знали, что по утрам поезда метро ходят по расписанию, и недоумевали по поводу всеобщей спешки и суеты. Американские трудящиеся торопливо ныряли в трубу сабвэя, чтобы поспеть на поезд и работу. Не торопились только негры и туристы.

Пассажиры метро в это утреннее время, представляли невеселую картину. Молчаливое собрание национальностей и профессий, одетое в рабочую одёжку или простой костюм клерка, понуро жевало и читало.