Пособие долгое время давали кому угодно по первой просьбе. Бывают в жизни обстоятельства, когда это необходимо. Более того, государству с десятитриллионным годовым бюджетом отказывать в таком пособии людям – стыдно.
(Уже упомянутый Эдуард Лимонов, к примеру, жил на велфер в Нью-Йорке несколько лет, писал книги и вел богемный образ жизни).
Альтернатива велферу у представителей велфер-культуры – черная работа по многу часов в день. Может, две черных работы, поскольку минимальная зарплата не покрывает плату за жилье. Что же – стал ли кто счастливее или лучше из-за того, что его или ее лишили пособия? Вряд ли.
Вопрос – а почему бы этому парню (этой девке) не пойти учиться – и так далее, с радужной перспективой стать президентом Чейз Манхаттан Банка по достижении конца светлого пути?
Возражений тут несколько. Во-первых, ни одна система в мире не рассчитана на учебу и престижную занятость
По популярной теории, негритянское население искусственно содержится в псевдо-нищете – из-за вездесущего расизма.
Это не совсем правда. Как и расизм.
О расизме сегодня говорят очень много – о белом расизме по отношению к черным на всех уровнях, и о черном расизме – по отношению к белым. Действительно, расовые отношения в Америке в настоящий момент напряжены. И черные, и белые твердят об этом, пишут книги, предлагают решения проблемы. Обвинять можно многих, но упускается одна пикантная деталь.
Дело в том, что в начале восьмидесятых годов никакого расизма в больших городах Америки не было.
То есть, был конечно – бытовой, неискоренимый, сопутствующий цивилизации всю историю. Но с таким видом расизма можно мириться. Массы не любят тех, кого раз и навсегда определили для себя, как чужих – ирландцы не любят англичан, англичане ирландцев, украинцы русских, русские евреев, евреи немцев, и так далее. Все не любят всех.
Но такого сурового напряжения между именно расами, какое наличествует сегодня, в восьмидесятых – не было.
Я прекрасно помню концерт черного комика Эдди Мерфи году эдак в 1984-м или 1985-м. Этот комик популярен и сегодня, снялся в массе фильмов, живет очень хорошо. То, что он говорил на том концерте, сегодня он сказать бы не смог – потерял бы все из-за «народного» возмущения.
– Меня всегда интересовал расизм, – говорил Мерфи с роскошной сцены роскошного концертного зала, заполненного пополам-напополам белыми и черными зрителями. – Но я никогда с ним не сталкивался. И я решил, что это только в моем родном штате так, а вся остальная Америка – расистская. И я решил найти и выявить расизм. Испытать его на себе. И для этого купил билет на самолет в Техас. Уж в Техасе-то должен быть расизм. Прилетел. Вышел в терминал, поставил чемодан на пол. Ко мне подошел белый носильщик – а я уже весь напряжен. Он мне говорит – это ваш чемодан? Ну, я ему напряженно так отвечаю – а что, по-вашему негр не может состоять владельцем чемодана? Он как-то странно на меня посмотрел, повернулся, и пошел, бормоча «Что-то с этим парнем не так, чокнутый какой-то».
Совершенно невозможно сегодня такое выступление. Совершенно! Равно как и прогулки одинокого белого пешехода по некоторым черным районам даже днем. О ночи и говорить не приходится.
Кому-то очень не нравилось такое положение дел. В конце восьмидесятых средства массовой информации снова дружно, очень громко заговорили о расизме – и он снова пришел в бытовую жизнь – в основном черный расизм по отношению к белым, о котором пресса предпочитает помалкивать.
Глава двадцать третья. Цензура, церковь и храм атеизма
Восьмидесятые годы стали в Америке, да и в мире, переходным периодом – трудно сказать к чему. Бывший голливудский актер получил новую роль – консервативного Президента США. Вице-президент, Джордж Буш, делового благообразного вида блондин в очках, выполнял многие президентские обязанности. Официальная идеология утверждала, что снижение налогов на большие доходы ведет к увеличению этих доходов, а богатые, когда у них появляется излишек, делятся этим излишком со всеми остальными – дают этим остальным заработать. Нехитрая эта философия вскоре привела к чудовищному бюджетному дефициту.