Америка несбывшихся чудес

В январе 1537 г. после тяжелейшего перехода через горы перед испанцами открылся вид на густонаселенную долину. Селения, селения, селения, насколько хватало глаз — селения с мирными столбиками дымков. Конкистадоры ликовали. Их было сто шестьдесят шесть человек, добравшихся до благодатной земли чибча-муисков. И хотя генерал-капитан в своей торжественной речи призывал не чинить насилия над местными жителями и провозглашал, что земля эта принадлежит индейцам по «естественному и божественному праву», все, в том числе и сам он, понимали, что отныне страна муисков объявлена собственностью испанской короны, а Кесада становится ее губернатором.

До сих пор изумляет: да как они посмели, эти полтораста изможденных оборванцев с семью десятками отощавших кляч, вторгнуться во владения могущественных племен? Какая дерзость, какая самонадеянность! Не иначе как головы им кружили перебродившие соки рыцарских романов.

Во всяком случае, спускаясь в долину, конкистадоры еще не знали, какой подарок им уготован судьбой. «Когда христиане появились в той стране, — вспоминал Кесада, — они были приняты всем народом с великим страхом. Среди индейцев распространился слух, что испанцы явились к ним как сыновья Солнца и Луны, которым они поклонялись, и что небо послало сыновей, чтобы покарать индейцев за грехи. Первое же индейское селение оказалось пустым. Все жители его спрятались в крепости на скале. Как только мы приблизились, индейцы сбросили к нашим ногам несколько грудных детей, чтобы смирить гнев своих богов. Они были уверены, что мы — суачиа[68], питаемся человеческим мясом и кровью. Испанцев окуривали ядовитым вонючим МОКе[69], как если бы мы были идолами. В некоторых же местах для нас оставляли на выбор связанных стариков, женщин, малых детей или жирных оленей и клали их рядом с пылающими кострами». Надо признать, испанцев возвысили в сан богов прежде всего их кони. Не зря, выходит, Кесада так берег лошадей — словно предвидел, какую услугу они окажут. По этому поводу участник похода Хуан де Кастельянос писал: «Удивление и ужас индейцев при виде испанских всадников были столь велики, что они замирали, как бы пораженные громом. Странное оцепенение сковывало их — индейцы не в состоянии были ни сдвинуться с места, ни побежать, язык их немел. Закрыв лица ладонями, они бросались на землю. Сколь ни увещевали мы их, сколь ни грозили им, пиная и толкая при этом, индейцы, казалось, предпочитали смерть столь кошмарному видению»[70].

Впрочем, несмотря на суеверный ужас индейцев, покорение муисков проходило вовсе не так гладко, как началось. Конкиста оставалась конкистой, то есть завоеванием, и в стране муисков происходило приблизительно то же самое, что и в остальных индейских государствах Америки. Было героическое сопротивление отдельных вождей, павших от рук испанцев. Была внушительная военная поддержка, которую оказывали завоевателям другие вожди и племена, желавшие с их помощью избавиться от былых соперников и угнетателей, а в результате они потеряли и то немногое, что имели. Происходили ожесточенные битвы, но конкистадоры почти всегда побеждали благодаря коннице и оружию. Пылали разграбленные города и храмы, индейские святыни втаптывались в землю и переплавлялись в золотые слитки. Была позорная история с одним из вождей муисков, которого конкистадоры замучили пытками, стараясь выведать местонахождение спрятанных сокровищ. И было золото — хоть и не столько, сколько у Писарро, но все же немало золота — больше тонны, а вдобавок к нему около двух тысяч изумрудов. Если за одиннадцать месяцев похода вдоль реки Магдалена испанцы набрали всего девяносто три песо[71] золота, то в первом же селении муисков их добыча составила тысячу сто семьдесят три песо чистого золота, а в городе Тунха они награбили сто тридцать шесть тысяч песо чистого золота, четырнадцать тысяч низкопробного и двести восемьдесят изумрудов. Так что в ранге удачливых конкистадоров Кесада занял третье место после Кортеса и Писарро.