Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность

Что касается великого князя Константина и его союзников в деле ухода России из Америки, то никаких причин заподозрить их в отсутствии патриотизма нет. Все они остались в истории страны как противоречивые, однако безусловно достойные глубокого уважения государственные деятели, чьи дела во благо России трудно оспорить. И нет оснований сомневаться в том, что, убеждая Александра II продать Аляску и оттесняя от этой темы всякого, кто мог бы возразить, все они — и Константин, и Горчаков, и Рейтерн — были убеждены в том, что совершают важный и благотворный для страны шаг.

Сторонники «теории предательства» забывают или игнорируют реалии той эпохи, которые довлели над умами самого императора и его сановников. Совсем свежа была в их памяти Крымская война, ставшая бесславным итогом многолетнего и внешне благополучного правления Николая I. Будучи военным моряком, Константин прекрасно помнил, как всего десятилетие назад мощная англо-французская эскадра на Балтике безнаказанно расстреливала русские форты и грозила прорваться к Кронштадту. Он помнил и позор затопления флота в бухте Севастополя, и шокирующие поражения в Крыму. Повторения этих событий из-за далекой и малоинтересной земли он никак не хотел, тем более что как шеф русского флота хорошо понимал всю его слабость в сравнении с британским.

Вероятно, события Крымской войны приходили на ум и Рейтерну, которому пришлось много работать для преодоления катастрофических финансовых последствий конфликта. Это локальное по масштабу столкновение страна в экономическом плане перенесла едва ли не тяжелее, чем 1812 год, тем более что в самом разгаре была эпоха либеральных реформ, когда в освоении и переустройстве нуждалась вся огромная российская территория, а не только отдаленные американские земли.

Горчаков, один из величайших дипломатов своего времени, также не мог не смотреть на Русскую Америку как на досадную помеху, лишь отвлекающую от действительно важных дел. Воспитанный в старых традициях русской дипломатии, он не мог представить себе иного магистрального направления для внешней политики Петербурга, кроме Европы. Обеспечить «европейский статус» России, хотя бы немного сопоставимый с тем, какой она имела после наполеоновских войн, было главной целью русской дипломатии, особенно после Севастополя. Политика в других регионах строилась с оглядкой на Европу. И Дальний Восток виделся в такой же системе координат. Не пустить Британию, не спровоцировать Британию, не дать британцам и французам выступить единым фронтом, заручиться поддержкой третьих стран (например, американской) в соперничестве с Лондоном — таковы, пускай и в крайне упрощенном виде, были доминанты политики России на Тихом океане.

Конечно, в этих условиях Аляска не могла быть интересна ни Константину, ни Горчакову, ни Рейтерну. Укреплять позиции России на собственном Дальнем Востоке, который по степени освоенности тогда мало чем отличался от просторов Русской Америки, казалось намного более целесообразным. Кроме того, рядом был огромный Китай, который, казалось, в скором времени падет под натиском англичан, после чего легко может выступить против России.

В этом отношении трудно заподозрить кого-либо из причастных к решению о продаже Аляски в злом умысле и желании нанести ущерб интересам Российской империи. Если упрекать их, то лишь в тактике, избранной ими для продавливания этого решения, которая, по сути, заведомо отсекала возможности для любой альтернативы.

Однако были ли такие альтернативы? Историки до сих пор не дали убедительного ответа. Один из виднейших исследователей истории Русской Америки, академик Н. Н. Болховитинов признает, что в 1866 г. Александру II были представлены половинчатые и далеко не всегда достоверные факты и сведения, касающиеся продажи Аляски, но при этом полагает, что в долгосрочной перспективе удержать эту землю не удалось бы: «Царская Россия проиграла войну с Японией, а Октябрьская революция и Гражданская война вообще поставили страну на грань развала. Здесь уже было бы не до Аляски. Но все это только предположения, которые к реальной истории отношения не имеют».

О сложности вопроса с продажей Аляски свидетельствует и восприятие сделки в самих США. Безусловно, с исторической точки зрения Сьюард сыграл очень удачно, приобретя для своей страны такие ценные территории по сходной цене. Однако многие соотечественники весьма сурово критиковали эту покупку, награждая приобретенные земли такими нелестными прозвищами, как «холодильник Сьюарда» или «Моржляндия»[198], а некоторые газеты открыто называли госсекретаря дураком. Тем не менее уже следующие поколения оценили этот шаг по достоинству, и сегодня мало кто из американцев ставит под сомнение огромное положительное значение, которое покупка Аляски сыграла в истории страны.