Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность

Эти правила опираются на богатую традицию западной либеральной экономической мысли, в первую очередь чикагской школы, созданной нобелевским лауреатом М. Фридманом (1912–2006)[90]. Воплощение этих постулатов на практике выливается в стратегию, которая хороша известна в том числе и россиянам, под названием «шоковая терапия». Ее суть можно выразить в одной фразе: следует как можно скорее перейти к рынку, невзирая на негативные эффекты. Чем быстрее в экономике снимаются все преграды, которые могут мешать работе рыночного механизма, тем лучше. Возникающие при этом многочисленные дисбалансы — инфляция, безработица, падение уровня жизни, ухудшение качества государственных услуг, дефицит бюджета, рост преступности — будут со временем преодолены автоматически. «Шок» будет неприятным, но пройдет как только произойдет максимально полный переход к рынку, что якобы с избытком окупит любые потери.

В чем состоит геополитическая сущность концепции «вашингтонского консенсуса»? Сложность в данном случае заключается в том, что в теории все составляющие этой модели не заслуживают порицания. В самом деле, никто не возразит, что налоги требуется собирать эффективно, государственный бюджет расходовать экономно, охранять права собственности, привлекать в экономику зарубежные инвестиции. Поэтому нет ничего удивительного в том, что десятки обществ не просто добровольно, но с энтузиазмом препоручали себя «чикагским мальчикам», как в свое время назвали учеников Фридмана, консультировавших А. Пиночета.

В реальности внешне безобидные положения доктрины несут в себе разрушительный потенциал. Приватизация в большинстве случаев приобретает стихийный характер, выражаясь в неприкрытом переделе собственности. Излишне говорить, что в процессе приватизации западные компании, которые через команды правительственных советников получают последнюю инсайдерскую информацию, приобретают наиболее выгодные активы, в том числе концессии на разработку месторождений полезных ископаемых и крупнейшие инфраструктурные предприятия.

В этих условиях налоговая реформа сводится к тому, что капитал, в особенности крупный, освобождается от налогов, тяжесть которых ложится на плечи наемных работников и малого бизнеса. Неудивительно, что в подобной ситуации все больше предприятий предпочитают уходить в тень, чтобы избежать банкротства под гнетом неподъемного налогового бремени. Связанное с этим снижение поступлений в бюджет компенсируется «улучшением налоговой дисциплины», что в реальности оборачивается еще более агрессивным выбиванием налогов с тех, кто не успел или не смог уйти в теневой сектор. Одновременно происходит «оптимизация» государственных расходов — урезаются пенсии, расходы на здравоохранение, правоохранительную деятельность, образование, что приводит к росту социальной напряженности, ухудшению качества жизни, а также к тому, что фактически на улицу выбрасываются целые группы населения. При этом попытки отчаявшихся граждан защищать свои права, к примеру создавая профсоюзы, беспощадно подавляются, ведь профсоюзы, согласно выводам западных экономистов, подавляют рыночный механизм и препятствуют установлению «оптимальной» ставки заработной платы.

Затем в дело вступает фактор открытой экономики. На рынок, который остро нуждается в самом широком спектре товаров, приходят зарубежные производители, окончательно подрывая позиции местных игроков. Складывается парадоксальная ситуация: в стране, обеспеченной ресурсами, технологиями и во многих случаях промышленными мощностями, выгоднее реализовывать продукцию, произведенную за тысячи километров от нее. Отмена лицензирования, фитосанитарных и прочих норм приводит к тому, что на местный рынок импортируется откровенно низкокачественный и опасный товар. Впрочем, поскольку политика дерегулирования приводит в первую очередь к отмене стандартов качества, безопасности, экологических норм, то эти проблемы остаются вне поля зрения правительств, которые не могут помешать зарубежным корпорациям. Государство теряет экономический суверенитет, население нищает, рабочая сила теряет квалификацию, а экономика лишается индустриального и научного-технического потенциала. В результате формируется современная версия колониальной системы, которую отличает не менее безжалостная эксплуатация, маскируемая под оказание помощи. По удачному выражению антрополога Р. Пейна, формируется «благотворительный колониализм», при котором коренное население «интегрируется» в современный мир таким образом, что уничтожаются его прежние источники существования, а сами местные жители получают своего рода «пособия по безработице», которые мало отличаются от подачек туземцам со стороны колониальной администрации.

К сожалению, подобные трансформации, которые в большинстве случаев заканчиваются трагедиями, легко найти и в наше время. Наиболее свежий пример — Украина, которая из перспективного государства с солидной индустриальной базой советского периода стремительно превратилась в экономическом отношении в страну третьего мира.