Читаем Американа полностью

В Новый Свет всегда ехали за богатством и свободой. Но одно дело — разбогатеть в обществе свободной конкуренции, беспрепятственно используя свои природные таланты — но все же по правилам игры, соблюдая установившийся порядок. И другое дело — небрежно нагнуться, подобрать с земли куски блестящего металла и той же ленивой походкой продолжить путь, только уже миллионером.

Одно дело — наслаждаться свободой бессословной республики, но имеющей все же в своем распоряжении армию, полицию, суд, тюрьмы. И другое дело — не знать над собой никакого суда, кроме движений собственной бессмертной души.

Такое мгновенно приобретенное и огромное богатство, такая абсолютная свобода — при минимуме средств и жертв — стали доступны на американском Западе. И такой образ страны остался не только в вестернах, как иногда кажется, — это и есть тот самый сегодняшний образ, который зовет и манит. Подспудно каждый считает, что кто-кто, а уж он-то точно едет как раз в такую Америку. Формула такой (реальной? воображаемой?) страны: неограниченная свобода неограниченного обогащения. Этой формулой Америка обязана золотой лихорадке.

Разбогатеть первым старателям и вправду часто удавалось быстро и легко. Истории о внезапных Крезах охотно печатали газеты, с вожделением расписывая, как тратят деньги нувориши. Ничего такого особенного разбогатевшие старатели не придумывали, что бы не было нам известно по пьесам Островского. С омерзением глотали устриц, давились шампанским, выписывали девочек и театры. В невадском городе Вирджиния- Сити мы были в оперном театре времен лихорадки. Сочетание помпезной роскоши с убогой нищетой — похоже, это и было основным стилем золотоискательского быта.

Нравы были незатейливы, да и откуда бы взяться тонкому обхождению. Это только в следующем веке из вестерна в вестерн стали кочевать немыслимо благородные и изысканные молодцы, потрясавшие своим галантерейным обхождением с женщинами. Но в первых золотоискательских поселках и городках женщины были только двух типов: поборницы морали и проститутки. Первых уважали и не слушали, вторых не слушали и унижали — и ублажали; так или иначе, светским манерам трудно было научиться и у тех и у других.

Моралистки со сладким ужасом погружались в мужское царство невежества и разврата, судорожно цепляясь за Библию, но высшим их (хотя и немалым) достижением стало только учреждение школ. Да и в школы эти учителей найти было непросто, потому что, ставя двойку, никогда нельзя было знать заранее, расплачется ученик или выпалит из револьвера.

Проститутки освоились стабильнее. В Вирджиния- Сити когда-то был огромный, не уступающий сан-францисскому квартал «красных фонарей». Теперь от былого процветания остался только музей, посвященный этой тематике, где мы с волнением разглядывали макеты публичных домов, возбуждающие и противозачаточные средства, портреты наиболее прославленных шлюх.

Редким женщинам, занимавшим промежуточное положение между проститутками и моралистками, приходилось туго: правда, по неписаному этикету их не трогали, но вдовья участь грозила им постоянно. Но таково было полублатное очарование старательского угара, что и после страшных несчастий женщины не оставляли этот странный мир, перемешавший горе и радость. Об одной такой жертве и одновременно победительнице золотоискательской лотереи мягко упоминает Марк Твен: «Вдове Брюстер посчастливилось в «Золотом руне»: она взяла восемнадцать тысяч долларов — а ведь траурного чепца купить не могла прошлой весной, когда каторжник Том убил ее мужа на поминках по Лысому Джонсону».

Этот пассаж характерен для Марка Твена невадских лет. 26-летний Сэмюэль Клеменс, тогда еще не взявший свой знаменитый псевдоним, вовсю хулиганил в газете «Территориал Энтерпрайз» — здание редакции до сих пор стоит на главной улице Вирджиния- Сити. Стиль его, скромно говоря, оттачивался на репортажах-«ежедневках». Ежедневными считались вести о новооткрытых залежах золота и серебра, судебные отчеты и убийства. Это была рутина, которой занимались начинающие репортеры. Вот отрывок из репортажа под милым названием «Опять стреляют и режут», опубликованного в «Территориал энтерпрайз» в 1861 году:

«Гумберт вдруг подошел к ним с противоположной стороны улицы с ружьем в руках. В десяти или пятнадцати шагах от Ридера он закричал его провожатым: «Берегись! С дороги!» И едва успели они отскочить, как он выстрелил. Ридер между тем пытался спрятаться за большой бочкой, которая стояла под навесом магазина «Клопсток и Гаррис», несколько пуль, однако, попало ему в нижнюю часть грудной клетки — он качнулся вперед и упал плашмя возле бочки. Заслышав выстрелы, на улицу высыпало все население из близлежащих домов; народ был приятно возбужден и говорил со смехом, что все это совсем как «в славном шестидесятом году».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология