Американец, или очень скрытный джентльмен

Я должен выяснить, что ему нужно, какое у него задание, что движет им столь неотступно, почему он следит за мной, но не бросает прямого вызова, не приближается, почему он не вытащит пистолет, не покажет лезвия своего складного ножа.

Стоя рядом с машиной — ноги утопают в диких цветах, раскиданных повсюду в великолепном природном беспорядке, — я осознаю, как люблю горы. Я хочу — теперь я это понял — остаться здесь после того, как выполню этот последний заказ, после того как навеки распрощаюсь с той девушкой и ее оружием. Это место станет моей гаванью, моим постоянным пристанищем после многих лет трудов и скитаний, после долгого бегства от теней и выходцев из тени.

И если девушка — моя последняя заказчица, то этот чертов незнакомец на синем прокатном «пежо» — мой последний выходец из тени. Ни тех, ни других больше не будет. Я хочу жить в покое, который я тут обрел, что бы падре Бенедетто там ни говорил по этому поводу. Но человек, стоящий там, в полях, этого не допустит, из-за него пойдут прахом все мои мечты.

Он поставил меня перед дилеммой. И похоже, верного ответа нет. Если я убью его — мне грозят его сообщники; если попытаюсь отпугнуть, он вернется, — возможно, не один и уже с твердым знанием: на эту дичь стоит поохотиться.

Но, как бы то ни было, сейчас нужно действовать. Нерешительность равнозначна слабости. Нужно сделать шаг в ближайшее будущее и посмотреть, что там ждет. Исход дела решать судьбе, и мне придется ей довериться, хочу я этого или нет.

Солнце печет голову. Выходец из тени стоит в самой середине амфитеатра, единственный персонаж им же написанной драмы. Я слежу за ним: он снимает шляпу, вытирает лоб, снова водружает ее на голову, и хотя между нами несколько сот метров, я знаю: он меня видит. Я иду вперед через ряды абрикосовых деревьев, но, оказавшись у бетонного моста, помеченного цепочкой овечьих катышков, слышу звук запущенного двигателя. Я добегаю до конца моста и вижу, как синяя крыша «пежо» проплывает за каменными стенами амфитеатра.

Он избегает личной встречи. То ли он меня боится, то ли ведет свою игру — выгадывает время, наслаждается моей озадаченностью: ведь это не более чем озадаченность. Я не испытываю страха, но мне причиняют серьезные неудобства, и это меня злит. Злость надо побороть. В такие моменты эмоции — столь же страшные враги, как и выходцы из тени. Он не хочет встречаться лицом к лицу в безлюдном месте, потому что это не соответствует его плану. Мне придется подстроить встречу где-то еще, потому что давать ему возможность самому выбрать подходящий момент в городе слишком рискованно. Это может испортить все.

Я возвращаюсь к машине, быстро еду в город, ставлю машину на площади, где раньше никогда не ставил. Теперь придется каждый день менять место парковки.

Вернувшись к себе, вскрываю конверт. Квитанция о банковском переводе (разумеется, в трех экземплярах: швейцарцы — люди обстоятельные) ждет, чтобы я ее подписал и предъявил. В сопроводительном письме сообщается, что для банка большая честь вести мои финансовые дела; к этому приложен отчет о состоянии моего счета. Я проверяю цифру, аккуратно проставленную на квитанции. Разумеется, цифра верная.

Пульс частит от злости и раздражения. Достаю из холодильника пиво и поднимаюсь на лоджию. Здесь я свободен от выходца из тени, от красного дьявола, прикинувшегося снегирем и пристроившегося у меня на плече. Потягиваю пиво, оно холодное, пульс успокаивается, гнев утихает. Пытаюсь прикинуть, откуда он, на кого работает, каковы его инструкции и мотивы, что он собирается делать. Ответов нет, так что пока придется его просто игнорировать. Близится день поставки, а сделано еще далеко не все.

Вчера между моими подружками произошла перепалка. Началось все уже после секса. Я лежал на спине посередине огромной двуспальной кровати. На стульях была разбросана наша одежда, на туалетном столике стояла Диндинина сумочка. А рядом с ней — Кларины туфли.

Диндина сидела слева от меня, приглаживая пальцами волосы, а Клара была справа, лежала на боку ко мне лицом. Груди ее прижимались к моему плечу, дыхание, все еще не успокоившееся после любовной возни, горячило мне кожу. Тусклый свет уличных фонарей на Виа Лампедуза пробивался сквозь рейки ставен, рисуя полоски на потолке. Мы включили лампу на туалетном столике, из-под красного шелкового абажура струился розоватый свет, наполняя комнату теплом. Я видел в высоком зеркале Диндину, вид спереди — полные груди чуть обвисли и покачиваются, пока она методично протягивает пальцы сквозь волосы.

Клара придвинула голову, так что рот ее оказался у самого моего уха. От этого движения потные груди прилипли к моему бицепсу.

— Милый мой, — прошептала она и смолкла.

Я повернул голову, улыбнулся ей, поцеловал в лоб. Он тоже был влажен от остывающей испарины. Соленый вкус.

— Твои туфли, — вдруг ни с того ни с сего произнесла Диндина, причем по-английски. — Они на столе.