Обогревшись и переодевшись пусть и в чужую, но сухую одежду, он расспросил егерей и узнал, что баржа с Великим князем и Воронцовыми проплыла вверх по Сегеже, волоча на буксире какой-то баркас. Тут Семецкий успокоился и приказал как можно быстрее обыскать во-он тот остров. Трупы и оружие сволочь в одну кучу, раненых перевязать, арестовать и доставить под конвоем в Сегежу.
А сам, отобрав одну из лошадей, собрался ехать в Сегежу. После коротких препираний согласился на одного сопровождающего. Уже в городе он понял, что егеря были правы. От кровопотери он снова ослаб, пришлось остановиться и спешиться. Даже стоять было трудно, приходилось опираться на винтовку.
— Ну-ка, позови старшего! — скомандовал он сопровождающему. — А я тут подожду.
Не прошло и минуты, как из здания почты и телеграфа вышел Свирский. Юрий поднял винтовку, передёрнул затвор, прицелился и скомандовал:
— Стоять, Свирский! Ты арестован! Брось оружие!
А сам стоял и думал, что выстрел у него только один. Передернуть затвор снова поляк просто не позволит. Так что никаких глупостей позволить себе нельзя, стрелять придется сразу на поражение. Но слабость одолела, ствол так и «гуляет».
Бывший сослуживец обернулся, узнал, потом метнулся влево, одновременно выхватывая наган из кармана, слегка припал, дернулся обманно, а затем шагнул вправо, поднимая оружие. Выстрелили они одновременно…
«… Когда в штаб-квартиру Сегежского участка строительства ворвался егерь с воплем 'Семецкого убили!» мы с Сандро дружно выдохнули: «Что, опять⁈»
И мы, как говорят в Одессе, оказались таки-да, правы. Семецкий выжил. Хотя и достаточно долго лечился от двух полученных ранений.
Впоследствии больше всего бедного поручика расстраивало то, что из-за ранений он не успел к началу англо-бурской войны. Иначе с его склонностью ко всяческим диверсионным операциям, он обязательно поучаствовал бы в расстреле бронепоезда из «пом-помов» и познакомился бы с Уинстоном Черчиллем еще тогда[4].
Впрочем, мне всё равно пришлось его отпустить туда чуть позже. Во-первых, после «покушения на Великого князя» полиция и жандармы навели в местах стройки неслабый шорох. И мои недруги сидели тише воды, ниже травы. Не до покушений им стало! Во-вторых, наступила зима. А зимой тут жизнь как бы замирала. Опять же — не до покушений. А к весне Семецкий обещал вернуться. Ну, а в-третьих, таковы были те самые «особые условия, которые обсудим позже». Они с Николаем Ивановичем собирались отрабатывать в моей охране методы подготовки «частей специального назначения», если говорить языком будущего. Вернее, Николай Иванович просто хотел, чтобы Семецкий тренировал ему тут некоторое количество специалистов в партизанской деятельности. Армян, греков, евреев… Представителей тех народов, которые со временем могли поднять восстание против Турции. Я не имел ничего против, только потребовал, чтобы всё это делалось не в ущерб основной функции службы, т.е. — охране.
А вот Семецкий — тот именно, что отрабатывал новую тактику и методы обучения. Моя стрельба его просто восхитила. Нет, не точностью, и не скоростью, по ним тут были специалисты и получше меня. А скорее, целями, которых я пытался добиться. Похоже, в моих тренировках он видел бледное отражение всех просмотренных мною голливудских боевиков.
Но любые тренировки требуют время от времени экспериментальной проверки. Вот он и собрался на настоящую войну — проверять и учиться дальше. И брал с пяток егерей из числа учеников.
Идея «карабина Нудельмана» у Семецкого к тому времени уже не вызывала возражений, хотя он и потребовал укоротить ствол на шесть дюймов. Попробовав вариант с укороченным стволом, с ним согласился и я. Мы даже пейнтбольные маркеры для тренировок егерей стали делать с массой и габаритами «укороченного карабина Нудельмана».
Я лично уже к этому моменту был вполне доволен. На расстояние до двухсот метров точность меня вполне устраивала. А вот Юрий ворчал что «нарезы не те, да и сорт пороха заменить надо под более короткий ствол»… Но, тем не менее, десяток карабинов и по три сотни патронов на ствол он взял с собой. Разумеется, цены были уже совсем другие. Теперь я платил Нудельману по сто рублей за ствол и по десять центов за патрон. Грабёж, согласен. Но работа-то ручная, можно сказать, «авторская», «крафтовая».